Хранитель забытых тайн
Шрифт:
С Норой Джилс, библиотекаршей из фондов Пипса? Библиотекаршей, на пальце которой было обручальное кольцо? Клер старалась сохранить бесстрастное лицо, чтобы не выдать крайнего изумления. Она посмотрела на Эндрю, но его услышанное, казалось, нисколько не удивило.
Эшли погасила сигарету в переполненной пепельнице, рассыпав по столу очередную груду пепла и окурков. Она явно разозлилась, губы ее неприятно кривились и прыгали, но на глаза навернулись слезы. Она снова шмыгнула носом.
— Вы что, простудились? — спросила Клер.
— Аллергия, — ответила Эшли.
— А кто еще был на этой вечеринке? Были еще другие студенты?
— Несколько аспирантов — какая-то
— Значит, в полиции вы рассказали, что поссорились с доктором Гудменом, но не сказали почему? — настойчиво продолжал спрашивать Эндрю.
— Им это знать не обязательно. Я просто подтвердила то, что видели другие. Если бы они хотели знать еще что-нибудь, им пришлось бы меня арестовать. Мой отец адвокат, и я знаю свои права. Я вообще не обязана им что-то рассказывать. И вам тоже, коли на то пошло. И зарубите себе на носу, если хоть что-нибудь, что я вам рассказала, попадет в полицию, я подам на вас в суд за нарушение моих студенческих прав на конфиденциальность. На вас лично, доктор Кент, и на весь колледж, — прибавила она и торжествующе тряхнула гривой.
— Неплохо поработали, — сказал Эндрю, когда они спустились вниз и вышли на свежий воздух.
Ложь была столь очевидна, что не стоило даже иронизировать. Напротив, в голосе его звучала некая мечтательная задумчивость, словно он вспомнил о чем-то приятном в далеком прошлом.
Клер в ответ буркнула что-то неразборчивое — а что ей еще оставалось делать? Двадцатилетняя девчонка сумела поставить их на место. Что и говорить, девица не по годам опытная и шустрая, да и довольно неглупая. Так что гордиться им особо нечем, а уж тем более успехами в деле сыска. Ковырялись бы в своих книжках и не лезли туда, где оба ни уха ни рыла. То и дело налетал порывистый ветер, швыряя длинные волосы Клер прямо в лицо. Она плотней обмотала шею цветастым шарфиком и застегнула плащ на все пуговицы. Эндрю сунул руки в карманы куртки. Возвращаться пришлось против ветра, и тогда они машинально свернули в сторону Большого двора.
— А разве детектив Гастингс не говорила, что тест Дерека Гудмена на кокаин дал положительный результат? — спросила Клер.
— Да, — мрачно ответил Эндрю. — Вы думаете, это он там накокаинился?
— Почему бы и нет.
— Думаю, надо все рассказать Порции.
— Обязательно.
Но Клер видела, что ему такая перспектива была как нож в сердце: больно сознавать, что в его родном учебном заведении преподаватели так нарушают правила, да еще посвящать в это других…
— Представляю, как вам, наверное, будет нелегко, — мягко добавила она.
— Еще бы. Боюсь только, что вы считаете меня человеком, мягко говоря, отсталым. Обывателем.
— Есть немного. Между прочим, слово «обыватель» сейчас почти никто не употребляет.
На губах Эндрю проступила бледная улыбка.
— Это все мой устаревший словарный запас, черт его подери. На ваш взгляд, я очень старомоден?
— Как раз это мне в вас и нравится.
У Клер сорвалось это с языка само, она даже не успела сообразить, что говорит. Ну вот, опять не сумела сдержаться, прямо по пословице, что на уме, то и на языке.
— То, что я такой старомодный?
— Можно назвать это по-другому. Например, «основательный».
Она помолчала, раздумывая, нужно ли еще что-нибудь добавить. Эндрю смотрел хмуро, возможно, стоит как-то подбодрить его.
— Мне нравится, что вы каждого человека считаете честным, что вы всем доверяете, что всегда стараетесь видеть в людях только хорошее.
— Вы не считаете меня скучным?
— Нет.
— Спасибо.
Он
— А как вы узнали про Нору Джилс? — спросила Клер.
— Ходили всякие сплетни, хотя я стараюсь не очень-то им доверять. Но однажды, в конце прошлого семестра, делаю я рано утром пробежку и вдруг вижу, как она выходит из ворот Нового двора. Было полшестого утра. Нетрудно догадаться, где она была. Я, правда, не знаю, как долго они встречались.
«Господи, — подумала Клер, — скольким же женщинам Дерек Гудмен морочил голову?»
Через Великие ворота они прошли в Большой двор.
— Я обещал Фионе, что поищу в квартире у Дерека книжки. Я вот что подумал… Если его смерть была как-то связана с его работой, то надо как следует разобраться в том, что он знал. Давайте так: я отправлюсь в его квартиру и поищу там, а вы…
— А я буду расшифровывать дневник?
Эндрю улыбнулся.
— Встретимся в восемь, за обедом в трапезной, там и обсудим, что удалось найти.
ГЛАВА 39
16 декабря 1672 года
По накрытой толстым ковром лестнице Фанни Доули тихо поднимается к спальне сэра Грэнвилла, в руках ее позвякивает большой поднос с завтраком. Еще и месяца не прошло, как она исполняет службу младшей горничной, но уже хорошо знает, какой рев поднимется, если она прольет на поднос хоть каплю шоколада. К своей утренней трапезе — чашке шоколада с посыпанной сахаром булочкой — хозяин относится особенно трепетно. Повариха сказала, что так завтракают во Франции, но Фанни что-то не верится. Как это так? Ни сардин, ни мяса? Хотя бы кусочек острого сыра! Хлеб и шоколад — это же очень мало, особенно для такого богатого человека, как сэр Грэнвилл.
Держа поднос в одной руке, Фанни осторожно стучит в дверь. Никто не отзывается. Уже давно за десять, но она нисколько не удивится, если хозяин еще крепко спит. Еще бы, по ночам все по проституткам бегает. Придется будить, а она делать это не любит. Сэр Грэнвилл очень даже не прочь покрасоваться перед ней в одной ночной рубашке, как пугало, но ей это зрелище не по вкусу. Фанни медленно открывает дверь и заходит в спальню. Здесь у сэра Грэнвилла всегда тихо, просто поразительная тишина, как говорится, мертвая, такой тишины нет нигде во всем доме. «Все из-за этих оборок и рюшей, — думает она, — да шикарных занавесок на кровати и алой парчовой ткани, сплошь покрывающей стены, да толстых, красного бархата штор на окнах». Они теперь плотно задернуты, но тусклый дневной свет все-таки просачивается внутрь, и кажется, в комнате царит красноватый сумрак. Отодвинув в сторону графин с вином, она ставит поднос на столик возле камина и смотрит на кровать. Шелковые простыни сбиты; этот старый козел свалился с кровати и спит на полу. Вон и голая ступня торчит из-под балдахина. Она уж не в первый раз находит его в таком состоянии.
— Сэр… — зовет Фанни, подходя ближе.
Потом хватается за щеки и дико визжит.
Да-а, зрелище поистине страшное. Настолько страшное, что ни один из слуг не находит в себе смелости приблизиться к телу сэра Грэнвилла. Эдвард Стратерн — ближайший его родственник и наследник, и ему первому сообщили о трагедии, и когда он является, все в спальне остается так, как было, когда все обнаружилось. Несмотря на потрясение, несмотря на отвращение, которое вызывает в нем поистине ужасная смерть, постигшая его бедного дядю, он берет себя в руки: внимательное изучение обстановки, в которой тот был зверски убит, может пролить свет на обстоятельства преступления.