Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
«Я все должен делать сам, – недовольно подумал Альбрехт. – И прямо на Рождество!» Он протиснулся сквозь толпу и склонился над крестьянами.
– Ну ладно, довольно, – резко произнес он. – Неужели непонятно, что вы всем нам… действуете… на… нервы?…
Бросив взгляд поверх их голов, министр увидел то, перед чем оба стояли на коленях и что они оплакивали. Глаза у него чуть не вылезли из орбит.
– Вам уже лучше, ваше превосходительство? – заботливо поинтересовался мужчина, встретивший его первым.
Альбрехт фон Седльницкий выпрямился и попытался слабыми движениями
– Кто же такое мог сделать? – простонал он.
– Кто бы это ни был, это явно не полоумный пастух, – заметил мужчина, и Альбрехт понял, что он разговаривает вовсе не с другом.
Глава правительства земли набрал полную горсть снега и сунул его себе в рот. Затем он его выплюнул, вытер рот другой горстью снега и, наконец, поднялся на ноги. Так, значит, явно не полоумный пастух? Он не покажет своей слабости, это уж как пить дать. Седльницкий выпрямился и посмотрел в сторону рыдающей пары и наполовину загороженного ими трупа. Содержимое желудка, вновь взбунтовавшись, поднялось к горлу. Взгляд стоявшего рядом с ним мужчины казался безучастным. Альбрехт решился на геройский поступок и проглотил содержимое восставшего желудка. Лишь бы опять не упасть на колени и не начать блевать перед этим безжалостным, совершенно враждебным взглядом. Его передернуло, но он одержал победу: мужчина скривился.
– Почему вы ее не накрыли?
– Мы хотели, чтобы вы увидели ее такой. Мы ничего не трогали на месте происшествия, а родители, – он указал на воющую пару, – были слишком шокированы, чтобы притронуться к дочери.
Глава правительства земли кивнул. Он чувствовал взгляд широко распахнутых глаз мертвой у себя на затылке и знал что у него не хватит смелости встретиться с ним. К тому же лицо было единственной частью тела, которая не была чудовищно обезображена. Возможно, причиной этого был тот факт, что голова, на которой находилось лицо, лежала между широко раскинутыми ногами мертвой.
– Кто поднял тревогу?
– Деревенский староста. Родители прождали дочь два дня, а затем собрали полдеревни, чтобы им помогли в поисках. Вот так они ее и нашли. – Мужчина указал на облаченную в серую одежду фигуру, которую Альбрехт до этого момента не замечал. Это был пожилой мужчина с морщинистым от многолетних лишений лицом. Он был бледен как мел. Альбрехт коротко кивнул ему. Староста робко приблизился к министру.
– Что здесь произошло, добрый человек? – спросил Альбрехт и порылся в кошельке в поисках монетки. Он нащупал одну, понял, что мелочью ее не назовешь, нашел другую и небрежно бросил ее старосте. Монета упала в снег. Альбрехт почувствовал, как его лицо заливает краска. – Это сделал один из молодых людей вашей деревни?
– Это сделал дьявол, – бесцветным голосом произнес староста.
– Чепуха, – заявил Альбрехт, у которого волосы на затылке встали дыбом. Он невольно бросил взгляд через плечо. Староста ничего не ответил.
– Как такая глупость пришла тебе в голову? – спросил его Альбрехт.
– Он выжег на ней свой знак. – Голос старосты звучал настолько слабо, что Альбрехт невольно откашлялся, будто это у него были проблемы с горлом.
– Повсюду, – добавил мужчина, стоящий рядом с Альбрехтом, но то, что должно было прозвучать цинично, на самом деле прозвучало потрясенно.
– И как выглядит знак дьявола? – поинтересовался Альбрехт, как ему показалось, с некоторой долей иронии.
Староста отошел в сторону и сделал приглашающий жест рукой в направлении трупа.
– Достаточно просто описать его, – поспешно заявил Альбрехт.
Староста поднял руку и скрючил пальцы, и министр отшатнулся, не в силах сохранять спокойствие.
– Также можно было бы сказать, – пробормотал мужчина рядом с Альбрехтом, – что кузнец взял кусок железа и придал ему форму дьявольской лапы, а затем использовал его как тавро. Отпечатки покрывают каждый квадратный дюйм ее тела.
Альбрехт нервно сглотнул, так как у него возникло ощущение, что оставшаяся от обеда пища в его желудке снова просится на волю.
– Это был дьявол, – убежденно произнес деревенский староста. – Ее схватил дьявол. А затем он затрахал ее до смерти.
– ЧТО?!
– Ожоги у нее в… – начал мужчина.
– Не надо деталей, – выдавил Альбрехт. Он повернулся к старосте. – Спасибо, добрый человек.
– Но дьявол вовсе не из ада поднялся к нам! – каркнул староста. Он взмахнул рукой. Лицо его превратилось в гримасу ненависти. – Он пришел из постели ведьмы.
– Да, да, – поспешно произнес Альбрехт, не поверив ему. – Достаточно. Мотай отсюда.
– Вон оттуда, – добавил староста деревни и, вытянув руку, сложил пальцами знак от дурного глаза.
Альбрехт только плечами пожал. Староста опустил руку, окинул его горящим взором и отвернулся. После секундного раздумья он наклонился, вытащил монету из снега и сунул ее за пояс. Затем, тяжело ступая, он удалился.
– Что там находится? – спросил Альбрехт.
Мужчина рядом повернул голову в сторону, в которую указывал староста.
– Огромный лес, – ответил он. Альбрехту показалось, что после этих слов он сделал небольшую паузу. – И замок Пермштейн.
Альбрехт поднял одну бровь.
– Дьявол родом из Пернштейна? – недоверчиво переспросил он. – И там якобы живет ведьма?
– Ходят тут слухи, уже месяца два примерно, – пояснил мужчина, – Обычная деревенская болтовня, если хотите знать мое мнение.
– Я всегда с радостью выслушаю ваше мнение, мой дорогой, – произнес Альбрехт и стал лихорадочно шарить в памяти, пытаясь установить, какое звание у стоящего рядом с ним человека и как его, черт побери, зовут. Но поиски оказались напрасны. – Мой дорогой… э… дорогой мой!..
– Зигмунд фон Дитрихштейн, – подсказал Альбрехту его собеседник. А, чтоб его! Казначей земли Моравия! Альбрехт смутно вспомнил, что этот человек уже несколько месяцев ожидает приема у министра. Дитрихштейну тем временем хватило учтивости не затягивать до бесконечности паузу, последовавшую за тем, как он представился, а продолжить. – А вы знаете, что означает название Пернштейн? – спросил он.
– Разумеется, – машинально ответил Альбрехт. – А вы можете пояснить?