Хранители. Единственная
Шрифт:
За завтраком Маркус намазывал хлеб маслом, пока отец деловито листал газету, а мать возилась с кофеваркой, которая за старостью лет не уставала кормить сюрпризами своих хозяев. Наконец мистер Миллс отвлёкся от своего занятия, уже успевшего стать ежедневным утренним ритуалом, и посмотрел на сына.
– Сандра, – проговорил он, обхватив пальцами ручку своей чашки. – Это та, с музыки, верно?
Маркус коротко кивнул. Вслух ему это подтверждать было незачем.
– И как долго…
– Тебя это действительно интересует? –
Маркус сделал глоток какао и посмотрел в окно. День обещал быть ясным.
Мать села за стол, отпивая свой только что сваренный кофе. Впервые за долгое время это действительно был кофе, а не горькая муть, примерившая на себя столь громкое название.
– Нет, Маркус, ты прав: незачем мне этим интересоваться, – согласился отец, глядя в свою чашку. – Просто вдруг я знаю больше, чем ты?
Младший Миллс нахмурился при этих словах.
– О чём ты говоришь? – спросил он. Какое-то неприятное чувство поселилось внутри и закололо, словно намекая на то, что вряд ли предстоящие речи отца ему понравятся. У них на это словно и шанса никакого не было.
Мистер Миллс невесело ухмыльнулся. Вернее, даже как-то коварно.
Со знанием дела.
– О том, мой милый мальчик, что ты и Сандра – вы знали друг друга с детства.
Маркус вздрогнул.
С детства? Он и Сандра? Это невероятно. Он же помнит своё детство. И никакой Сандры там не было.
Он засмеялся.
– Хорошая шутка, пап, просто замечательная! – заметил он, вытянув большой палец левой руки вверх. – Упомяни на своей предвыборной кампании, к тебе сразу народ потянется. Тут же! Гарантирую.
Но Николас не выглядел так, будто его слова были шуткой.
Он выглядел так, словно говорил суровую правду.
– Не веришь? – тихо поинтересовался он.
Маркус не верил. Не хотел верить в то, чему не видел вещественных доказательств.
И тогда мистер Миллс вскочил с места, от чего его жена чуть на месте не подпрыгнула. И вышел в коридор.
– Иди за мной! – громко приказал он Маркусу. Тот нехотя встал и поплёлся за ним.
Уже на подходе в его комнату отец грубо схватил сына за плечо и затолкнул внутрь. Подвёл к шкафу. Распахнул дверцу и вытащил оттуда фотографию.
Фотографию Филипа Миллса.
– Неужели ты не помнишь, а? Не помнишь?! – закричал Николас, размахивая фотоснимком перед лицом Маркуса. Тот отчаянно пытался сообразить, что к чему.
– Не помню, – признался он.
Тогда отец распахнул нижний ящик шкафа и вытащил оттуда шахматную доску. Раскрыл, высыпал на пол фигуры.
– Это ты тоже не помнишь, правда? – взревел он, пнув ногой белые пешки. Маркус осторожно помотал головой.
Состояние отца его пугало. Потому что либо он тронулся умом, либо это Маркус свихнулся. Другого выхода он здесь не видел.
– Ты ведь говорил о своём дедушке с ней. И о шахматах. А до этого наверняка о комиксах и мультфильмах. Ты же говорил тогда, говорил, готов ей был все карты уже в свои девять лет!
– Папа, я её пять лет знаю, слышишь? – вскрикнул Маркус. – Пять!
Настала очередь Николаса Миллса качать головой, едва заметно улыбаясь.
– Нет, сынок. Ты знаешь её гораздо дольше. Просто я постарался сделать так, чтобы больше вы никогда не встретились. Но я просчитался. Вы не помните друг друга, но вы очень хорошо дружили. Видимо, это ваше взаимное притяжение, или как это у вас называется, себя не забыло.
Маркус похолодел, сделав шаг назад и едва не споткнувшись о валявшиеся на полу шахматные фигуры.
Он знал Сандру, когда ему было девять лет. Она знала его, когда ей было восемь. А может, они знали друг друга и раньше.
Почему-то он отцу сейчас верил. Хотя поверить в это было невозможно.
Получается, он стёр им обоим память. Но у этого должна была быть веская причина.
Маркус переместил свой взгляд на руку мистера Миллса, яростно сжимавшую старую фотографию.
Ну конечно. Дед. Филип Миллс.
Судя по всему, Маркусу уже тогда было известно немало. И он проболтался об этом своей подруге. Была ли она уже тогда для него лучшей? Хороший вопрос. Жаль, без ответа.
– И что ты сделаешь теперь? – нагло задался вопросом Маркус, смотря в лицо отцу.
– Уже поздно что-либо делать. Это моя вина. Мне надо было позаботиться об этом раньше. А теперь… теперь уже будь, что будет. Отправляю вас в свободное плавание.
И мистер Миллс уже приготовился покинуть комнату. Но в последний момент вернулся к сыну, подойдя к нему вплотную, и прошептал ему на ухо:
– Всё равно очень скоро всё кардинально изменится.
Только тогда он вышел, напоследок толкнув какую-то фигуру, на сей раз чёрную.
Это был ферзь.
К завтраку возвращаться не хотелось. Да и вообще идти в ту сторону не хотелось. Хотелось дождаться, когда отец уйдёт из дома.
Маркус плюхнулся на свою кровать, застеленную чёрным покрывалом, и уставился в потолок, раскинув руки по бокам от себя. Его вдруг атаковала тоска и уныние, редко заявляющиеся к нему в гости. Но он просто не мог выкинуть из головы слова отца.
И вспоминал Сандру.
Неужели у них были какие-то другие общие воспоминания? Более ранние? Неужели существовало что-то до того, как они вместе ели мороженое в Центральном парке, а потом смеялись друг на другом, ведь у обоих пачкалась одежда из-за того, что лакомство чересчур быстро таяло; до того, как они вместе пели песни и подшучивали друг над другом, подсовывая самые глупые тексты; до того, как они пересматривали “Скуби-Ду”, соревнуясь в том, кто первый припомнит ту или иную реплику? Неужели их история брала начало так рано?