Хранительница тайн
Шрифт:
– Ш-ш-ш. – Теперь в голосе Джимми сквозили нежность и теплота – может быть, потому что у него камень упал с души. – Кто старое помянет… Это все позади, давай лучше смотреть в будущее.
– Согласна.
Джимми отодвинулся и внимательно на нее поглядел, словно не вполне веря своим ушам. Потом мотнул головой и удивленно рассмеялся. От этого звука у Долли по спине пробежала приятная дрожь: как же все-таки красиво он смеется!
– Тогда выкладывай, что у тебя за мысль. Когда я вошел, ты что-то собиралась сказать.
– О да, – взволнованно проговорила Долли. – Ваш спектакль. Я должна быть на работе, но думаю просачковать
– Ты серьезно?
– Конечно! Мне хочется познакомиться с Неллой и остальными. Да и когда я еще увижу, как мой парень играет Динь-Динь?
Постановка «Питера Пэна» в исполнении юных актеров из больницы доктора Томалина (премьера, она же последний и единственный спектакль) имела грандиозный успех. Дети летали, сражались и творили волшебство из пыльной мансарды и нескольких старых простыней. Даже лежачих принесли в «зрительный зал», так что они подбадривали актеров криками и аплодисментами. Динь-Динь, направляемая опытной рукой Джимми, снискала самое горячее одобрение публики. А потом дети убрали доску с надписью «Веселый Роджер», поставили другую – «Соловьиная звезда» и разыграли версию его истории, которую тайком репетировали всю последнюю неделю. После того, как они окончательно раскланялись со зрителями, доктор Томалин произнес речь и попросил Вивьен с Джимми тоже выйти на поклоны. Джимми увидел, как Долли из «зала» машет ему рукой. Он улыбнулся ей и подмигнул.
Ему очень не хотелось вести Долли в больницу, хотя теперь он не понимал почему: может, стеснялся своей дружбы с Вивьен, может, не знал, как девушки между собой поладят. Когда стало ясно, что Долли не отговорить, Джимми решил хотя бы минимизировать потенциальный ущерб. Не упоминая, что близко сдружился с Вивьен, он рассказал, что укорил ее за то давнее происшествие с медальоном.
– Ты говорил с ней обо мне?
– Конечно. – Они как раз вышли на темную улицу, и Джимми взял Долли под руку. – Ты моя девушка, как я мог о тебе не говорить?
– И что она? Призналась тебе, как безобразно себя вела?
– Да. – Джимми остановился, дожидаясь, пока Долли закурит. – Ей до сих пор очень стыдно. Говорит, что пережила в тот день тяжелое потрясение, однако ее это не оправдывает.
В лунном свете было видно, как у Долли задрожали губы.
– Это было ужасно, Джимми. Все, что она тогда наговорила. Не представляешь, что я пережила.
Он заправил ей волосы за ухо.
– Она хотела перед тобой извиниться. Приходила к леди Гвендолен, но никого не застала.
– Вивьен приходила ко мне?
Джимми кивнул и увидел, как смягчилось лицо Долли. Вся горечь разом ушла. Перемена была разительной, и все-таки Джимми подумал, что удивляться тут нечему. Чувства Долли – как яркие воздушные змеи на длинных ниточках, взмывают и падают попеременно.
Потом они отправились танцевать и впервые за много недель были по-настоящему счастливы вдвоем, совсем как в прежнее время. Чертов план их больше не тяготил. Они смеялись, перешучивались, а еще позже, когда Джимми, поцеловав Долл на прощание, вылезал на улицу через окно кладовки, ему подумалось, что взять ее на детский спектакль – не такая уж и плохая затея.
В итоге все прошло гладко. Гораздо лучше, чем он смел надеяться, хотя поначалу казалось – будет ужасно. Когда они вошли, Вивьен прилаживала к кораблю парус. При виде
Слава богу, Долли всегда умела разрядить обстановку.
– Давай, Джимми, щелкни нас, – сказала она, беря Вивьен под руку и глядя на входящих детей. – Пусть будет память о сегодняшнем дне.
Вивьен начала отнекиваться, что не любит сниматься, но Долли настаивала, и Джимми счел своим долгом встать на ее сторону.
– Обещаю, что больно не будет, – со смехом сказал он, и Вивьен вяло согласилась.
Когда отзвучали последние аплодисменты, доктор Томалин сказал детям, что у Джимми для них небольшой сюрприз. Все вновь радостно завопили. Джимми помахал всем рукой и начал раздавать экземпляры фотографии. Он снял их, когда Вивьен болела: все дети в театральных костюмах стоят на фоне бутафорского корабля.
Для Вивьен тоже был напечатан экземпляр. Она в дальнем углу мансарды собирала костюмы в корзину. Пока доктор Томалин и Мира разговаривали с Долли, Джимми подошел к Вивьен и сказал:
– Ну вот и сыграли.
– Да.
– Ждем завтра газет с восторженными отзывами.
– Без сомнения, – рассмеялась она.
Он вручил ей фотографию.
– Это для вас.
Вивьен взяла снимок, улыбнулась детским лицам и нагнулась, чтобы поставить корзину. При этом воротник ее блузки разошелся, и Джимми заметил синяк, идущий от плеча до ключицы.
– Пустяки. – Она, поймав его взгляд, быстро поправила блузку. – Я упала по пути к бомбоубежищу. Налетела на почтовый ящик. Вот вам и краска, которую видно в темноте!
– Точно? Уж очень большой синяк.
– У меня синяки от малейшего ушиба.
На миг Джимми почудилось в ее глазах какое-то новое выражение, но Вивьен уже добавила с улыбкой:
– Не говоря уже о том, как я быстро хожу. Вечно налетаю на разные предметы, да и на людей тоже.
Джимми улыбнулся в ответ, вспомнив их первую встречу, но тут малыши утащили Вивьен в сторону, и он вновь задумался о частых болезнях, неспособности иметь детей и синяках, которые появляются от малейшего ушиба. Сердце у него тревожно сжалось.
28
Вивьен присела на кровать и взяла фотографию – подарок Джимми, ту, где дым, блестящие осколки стекла и люди на заднем плане. Она улыбнулась, глядя на снимок, потом прилегла, закрыла глаза и попыталась мысленно шагнуть через порог, в свою сумеречную страну. Завеса, мерцающие огоньки в глубине, а дальше за туннелем – дом, где ее дожидаются родные.
Вивьен напряглась, заставляя себя их увидеть. Ну, еще немножечко…
Ничего не получилось. Она открыла глаза. Последнее время, закрывая их, Вивьен видела только Джимми Меткафа. Прядь темных волос у него на лбу, то, как он кривит губы, когда собирается пошутить, или сводит брови, когда говорит об отце…