Хребет Индиго
Шрифт:
Что, черт возьми, происходит? Если Лили действительно совершила самоубийство, кто-то мог быть с ней той ночью. У нее был секс с кем-то.
Бриггс?
Это объяснило бы, почему никто из ее подруг не заметил у нее парня. Может быть, она тайком ездила в горы, чтобы закрутить роман с мужчиной намного старше ее.
Может быть…
Было слишком много вариантов. Но если у него были ее сапоги, то понятно, почему ее ноги не были разодраны. Она была в них до тех пор, пока… что? Он толкнул ее? Он бросил ее через край?
—
— Дома.
— Один?
— Насколько я помню.
— Вы что-нибудь делали? Читали? Писали смс? Смотрели кино?
Он встретился с моими глазами, и в его лице было столько смущения, что мое сердце сжалось.
— Я не так много делаю в эти дни. Я… Я уверен, что был дома. Но я не помню точно, что я делал.
— Справедливо. — Я грустно улыбнулась ему. — Трудно вспомнить конкретные вещи, которые были так давно.
Он опустил взгляд на свои колени.
Именно из-за его отношений с Гриффином мне было больно за Бриггса. Именно поэтому мы находились в моем кабинете, а не в комнате для допросов с другим офицером в качестве свидетелей.
— Это вся информация, которая мне нужна на данный момент. — Я остановила запись и убрала диктофон, затем взяла ключи. — Теперь я отвезу вас домой.
Он встал, не говоря ни слова, и последовал за мной из офиса на парковку.
В кабинете не было ни одного офицера, только офицер Смит стоял у двери. Я специально выбрала этот час, не желая, чтобы была публика, когда я приведу Бриггса.
Поездка в хижину была разительным контрастом с нашей поездкой в город. Бриггс держал руки на коленях, словно на его запястьях были застегнуты невидимые наручники.
Когда я остановилась перед его домом, он потянулся к двери, но замешкался и посмотрел на меня впервые с тех пор, как мы покинули станцию.
— Я не думаю, что причинил вред тем девушкам.
Неуверенность в его словах била ножом по сердцу.
Мне нечего было сказать, когда он выскочил из машины и скрылся в своем доме.
Я долго смотрела на закрытую дверь хижины.
Никогда не знаешь, что происходит в стенах дома, если не живешь там. Но в случае с Бриггсом я могла предположить, что он жил — предпочитал жить — простую жизнь.
В этом он был похож на своего племянника.
Желание броситься к Гриффину, чтобы он обнял меня и прогнал это больное чувство, было настолько сильным, что, когда я ехала в город, мне приходилось держать обе руки на руле, чтобы не сбиться с курса.
Он был зол. Я была зла.
Сегодня в его объятиях не будет утешения.
Когда я вернулась, на станции все еще было тихо. Я села за свой стол и прокрутила запись разговора с Бриггсом. Затем я приступила к работе.
Сумочку и бумажник забрали, чтобы снять отпечатки пальцев. Даже при наличии записи я сделала заметки о том, как именно произошла моя беседа
Когда я приехала в дом престарелых, Мелина была на посту медсестер и улыбалась, болтая с коллегой. Ее улыбка спала, когда она заметила меня. Мелина быстро оправилась, помахала рукой, когда я подошла, но ущерб моим чувствам был нанесен.
Я навсегда останусь лицом худшего дня в ее жизни.
Это было мое бремя.
Она вставала на ноги, а я была нежелательным напоминанием о ее боли. Со временем появятся и другие, подобные Мелине. Другие, которые будут вздрагивать, когда увидят меня в ресторане. Другие повернут в противоположную сторону, когда заметят меня, идущую по тротуару.
— Привет, Мелина. Извините, что беспокою вас. Можете уделить мне пять минут?
— Конечно.
Я не стала утруждать себя светской беседой, отозвала ее в сторону и показала ей видеозапись с сумочкой. Она не узнала ее и заверила меня, что если бы Лили и купила ее, то она была такой дочерью, которая с удовольствием продемонстрировала бы ее своей матери.
Прощаясь с Мелиной, я увидела, что в ее глазах блестели слезы.
Когда я вышла из дома престарелых, было уже за полдень. В участке мне предстояла бумажная работа. Меня ждали отчеты, которые я должна была просмотреть. Начинался процесс составления бюджета города на следующий календарный год, и мне нужно было разобраться с финансовыми данными, которые подготовила Дженис.
Но я не вернулась к своему столу.
Я поехала домой, нуждаясь в паре часов одиночества за своими стенами, чтобы дать волю чувствам. Потом я бы навестила дедушку и приготовила ему ужин.
Вот только времени на одиночество в моем будущем не было.
Пикап Гриффина был припаркован перед моим домом. Как только я въехала на подъездную дорожку, он вышел со стороны водителя и промаршировал к моему крыльцу. Даже с закрытыми дверями я слышала топот его ботинок по тротуару.
Я втянула в себя воздух, не собираясь тратить силы для этой борьбы. Прошлой ночью в больнице я почти не спала — не только из-за жесткого больничного кресла, но и потому, что мучительно думала, как сказать Гриффину, что привожу Бриггса на допрос.
Не говоря ни слова, я присоединилась к нему на крыльце, вставила ключ в замок и вошла внутрь.
Он последовал за мной в гостиную, от его груди исходили волны ярости.
Я бросила сумочку на пол рядом с туфлями, а затем повернулась лицом к Гриффу, готовая покончить с этим спором.
Скорее всего, он будет последним. Это был конец.
Позже вечером, когда я буду одна в своей постели, я буду оплакивать потерю Гриффина. Моего сурового ковбоя, который так много нес на своих широких плечах. Я буду скучать по нему. Я буду плакать о том, чем мы могли бы быть. Наверное, больше, чем я плакала по Скайлеру.