Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды
Шрифт:
Земля вся была залита оливково-зелёным лунным светом. Резкие чёрные тени легли за домами, в чаще деревьев, в бойницах башен... И было это так высоко и чисто, что вдохновение переполняло грудь и хотелось лететь навстречу этому сияющему серебряному щиту, этому оконцу в мир иной.
Шатаясь, он шёл ночными улицами, бросался в беспамятстве туда и сюда и тащил за собою свою неоделимую чёрную тень, также не знающую, куда ей бежать, и бросающуюся в разные стороны... А за ним, поодаль, тащилась другая, коренастая тень.
«Бежать? А что тогда с хлопцами? Да и куда? Боже мой, Боже, за что Ты покинул мя?!».
Маленькая, как игрушка, каменная церковка попалась ему на глаза. Вся зеленоватая в лунном сиянии, с двумя-тремя уютными огонёчками в махоньких — с ладонь — оконцах. Крохотная, человек на сорок — по тогдашней моде, только, видно, для своего невеликого тупичка-уголка. Оттуда долетало тихоетихое пение: шла всенощная.
Он миновал церквушку, прошёл ещё немного и вдруг остановился. Словно почувствовал грудью острие меча.
Через низкую каменную ограду он увидел глубокий таинственный сад, весь из света и теней, и девушку с корабликом на голове.
Сыпалась с деревьев роса. Лунный свет лежал на траве. И девушка шла к нему, протягивая руки.
Он припал к ограде. Девушка подошла ближе, и он узрел невидящие, сосредоточенные на чём-то великом и светоносном за его спиной, почти лунатические тёмные глаза.
— Ты? — тихо сказала она. — Я иду к Тебе. Я услышала.
— Я иду к тебе, — это произнес кто-то за него.
— Ты, — повторила она. — Ты. Я почему-то знала. Я чувствовала. Из тысяч невест Гродно Ты изберёшь меня. Иди сюда. Лезь через ограду.
Не помня себя, он перелез. Ноги сами перенесли. Стоял слегка очумевший. И ничего от Бога не было в его обличий. Но она была как слепая, навеки ослеплённая величием Бога, идущего в славе.
И он увидел совсем близко тёмные, нездешние глаза и почувствовал неистовую боль, зависть и свою мизерность. Но она не увидела и этого.
— Какие у Тебя глаза, Боже...
Он вспомнил погоню после свислоцкой мистерии.
— Какие волосы...
И он вспомнил, как лежал на позорной кобыле, готовый к порке.
— Весь Ты стройный и сильный, как олень.
Он смотрел только на неё и потому не заметил, что кто-то также подошёл к ограде.
— Солнце моё, зачем Ты бросило на меня лучик Свой?
Они медленно шли в свет и тень.
...Там, где садовая ограда примыкала к церкви, в густой чёрной тени стоял низколобый сотник и мрачно глядел на них.
Хоромы Лотра в трансепте гродненского замка напоминали покои богатой и не суровой нравом знатной дамы. Каменные стены завешены коврами и гобеленами слегка игривого содержания. Иконы, где они были, изумляли вниманием художников к живой плоти.
А тот покой, в котором сейчас сидел кардинал, был вообще легкомысленным. Широкое, на шестерых, ложе под горностаевым покрывалом, кресла с мягкими подушками, какие-то каменные и стеклянные бутылки и флаконы на греческом столике возле ложа. Запах приторно-горьковатых масел.
Единственными духовными вещами в покое были статуи святого Себастьяна и святой Инессы, да и те давали чересчур подробное представление о мужском и женском естестве.
На ложе раскинулась Магдалина, лениво покачивая перед глазами золотым медальоном. Босяцкий, сидевший в кресле у стены, старался не смотреть в ту сторону.
Возле ног её, также на ложе, сидел Лотр:
— Ты, сотник, подожди. Я вот только сейчас дам приказание братьям-доминиканцам.
Сотник осторожно пристроился у самых дверей на позолоченном, гнутоногом венецианском кресле. За кресло делалось страшно.
— Так вот, пан Флориан, за человеком этим надо следить, чтобы не выкинул чего неожиданного.
Корнила улыбнулся, но те не заметили.
— Возьмите его под присмотр. Приставьте к нему людей... Кстати, взяли этого расстригу-пророка? Этого... Ильюка?
— Взяли.
— Он пророчил пришествие. Он впутал нас в это дело... Ил-лья! Постарайтесь хорошо погладить ему рёбра щипцами... Чтоб знал: пророки в наше время — явление подозрительное. А там можете втихомолку отправить его — куда сами знаете.
— Гладить ещё не гладили, — сказал капеллан, дождавшись, пока Лотр выговорится. — Да и нет надобности.
— Как?
— Да он понял, что был неправ. И мы избежали нареканий в излишней жестокости.
— Что, велье [101] ?
101
Велье — бодрствование. Подсудимого пытали лишением сна на протяжении сорока часов.
— Да мы, видите ли, просто отвели его куда положено и растолковали назначение и принцип действия некоторых приспособлений.
— Такой конь? Испугался? Пророк?
— И кони жить хотят. И потом, он не пророк, а шарлатан.
— Хорошо, — одобрил Лотр. — Пусть теперь приходит еженедельно за толкованиями и пророчит то, что нужно нам... Что там у тебя, Корнила?
— Вдвоём, — донес сотник. — В саду у Полянок. С Анеей, дочкой мечника.
Оба ужаснулись, увидев глаза кардинала.
— Иди, — глухо проговорил тот. — Схвати.
— Думаю, поздно, — ответил Корнила.
Слова его поневоле прозвучали как шутка.
— Выйди, — бросил кардинал женщине.
Та надула губы.
— Тебе говорю.
Марина недовольно поднялась. Покачивая бёдрами, пошла к дверям.
— В-вох, — ни к селу ни к городу молвил Корнила. — Искушение!
Все молчали. Лотр сидел с закрытыми глазами. Белый, как сало. Когда глаза его открылись, они не обещали прощения:
— Дочь мечника Полянки Анея. Святая. Жена пана Христа... И она уверена, что он — Христос?