Хромовые сапоги
Шрифт:
– Здорово, - хвалю его я и немного завидую его изобретательности, но отрывать уже почти законченную работу не собираюсь.
Вадька вообще славиться у нас своей головой. Помню курсе на втором он решил сбрить виски и сразу же сделал это. Ему прислали родители черную кожаную косуху с красным ромбом на спине и, конечно, человек, носящий такое роскошество, должен соответствовать ему. Вот он и сбрил виски и стал походить на «панка». Но вот беда, Вадька не учел, что комбат к таким прическам относился резко отрицательно и не выпускал курсантов, имевших «не аккуратные» прически, за забор. Вадька же нашел способ и перехитрил старого волка! Он
– Через десять минут построение на ужин! – громко извещает старшина, проходя по нашему кубрику в туалет.
– А кто не хочет? – кричит ему вдогонку Бобров.
– Все! Чуев сказал! – старшина на секунду останавливается, чтобы ответить на вопрос, который ему задавали уже несколько раз в каждом кубрике.
– Через десять минут построение! – дублирует информацию Строгин для вновь вошедших Фомы и Юрки. Сам же берет сигарету и уходит в курилку.
– Что будем брать? – обращается к нам Вадька. Стас пожимает плечами, а я молча жду предложения самого нашего бережливого казачка. – У меня есть нутрия. Надо сначала ее съесть, чтоб не испортилась. Колбасы, сало, сгущенку и козинаки оставляем на потом.
Мы покорно соглашаемся, не имея намерения даже в мыслях противится Вадькиному предложению. Все что касается порядка хранения, приобретения и поглощения харчей мы делегировали свои права и голоса Вадьке. Он у нас словно министр харчпрома или строгая, но справедливая мать. Или, может, ворона из детского стишка: «ворона, ворона кашу варила… Этому дала…». Вадька берет из-под кровати матерчатую сумку, видимо мамину, с которой та ходит в молочный магазин с пустыми бутылками, раздвигает ручки и показывает нам трехлитровую банку, закрытую полиэтиленовой крышкой. Сквозь стекло мы видим коричневатую массу с кусками чего-то белого, видимо мяса. По всей видимости это блюдо состоит из картошки, помидоров, еще каких-то овощей и непосредственно мяса. Я никогда раньше не ел нутрию, но жизнь в училище научила меня снисходительно относиться к новинкам в питании. У меня совершенно отсутствует брезгливость к еде. И это даже несмотря на первый день после отпуска.
Вадька поручает нести сумку мне. На мои возражения он приводит аргументы, услышав которые, я смиренно замолкаю. В обед он нес сетку авоську, а утром наступит очередь Стаса.
Старшина зычно призывает выходить строиться на плацу и мы, застегнув ремни, идем к выходу из казармы. В руках многих из нас присутствуют сетки, сумки, свертки, портфели, наполненные съестным так, что те не закрываются. Я успокаиваюсь, моя сумка растворилась в общем количестве сумок и узелков. На плацу нас собирается довольно много. Наша коробка первого взвода почти полная, не хватает только всего нескольких человек. Другие две коробки такие же. Четвертого взвода нет. Они еще в отпуске. ШОшники у нас живут своей жизнью.
Старшина подзывает замкомвзводов и выясняет у них наличие людей. Потом Строгин возвращается к нам.
– Равняйсь! Смирна! Отставить! Раввняйсь! Смирр-на! – дрессирует нас старшина и, решив, что команда выполнена в соответствии с уставами, продолжает. – Равнение на…лево!
– Товарищ майор! Рота по вашему приказанию построена!
– Вольно! – Чуев опускает руку от козырька и поворачивается к строю лицом.
– Вольна! – командует старшина.
Они о чем-то шепчутся. Видимо старшина докладывает количество личного состава и закончив общение со старшиной, командир роты обращается к нам.
– Товарищи курсанты, отпуск закончился! Все вы переведены на четвертый курс. Сами понимаете всю ответственность, которая легла на ваши плечи. Курс выпускной. Впереди очередная стажировка в боевых частях, госэкзамены! Завтра начинаются занятия, расписание доведут замкомвзвода. Ляшенко! Я для кого щас говорю?! Хватит болтать! Сегодня ужин и свободное время. Отбой в десять ноль-ноль. Завтра все как обычно! Вопросы!
– А у нас как сейчас будет с увольнениями? – кто-то кричит из третьего взвода.
– У выпускного курса по выходным свободный выход в город в полном составе. Не тридцать и не пятьдесят процентов, как было раньше, а все сто. Конечно, кроме дежурной смены!
– Хорошо! – кричит тот же голос. Это вроде Забегалов.
– Хорошо, но наряд и провинившиеся могут забыть о выходе в город! В этом смысле ничего не изменилось! Наказание есть наказание!
– У нас какие будут наряды? – спрашивает Тупик.
– Кухни и столовой не будет! Караул, патруль ну и по роте.
– Нормально, - облегченно выдыхает Олежка.
Чуев дает старшине еще какие-то указания, которые мы не слышим, но догадываемся о их смысле: вечером всех пересчитать, дисциплину не нарушать итд. Потом он жмет руку курсанту и, развернувшись, уходит своей неповторимой походкой. Оставшись за старшего, старшина берет командование в свои руки.
– Рота! На пра-во! В столовую шагом-марш!
Мы вальяжно выполняем команду и словно немецкие пленные бредем в столовую.
– Рота! Песню запе-вай! – вновь раздается зычный голос старшины.
– Старшина, да иди ты со совей песней! – слышится раздраженное шипение со всех концов строя. Он слышит эти негромкие выкрики и уступает всеобщему нежеланию превращаться в первокурсников.
– Отставить! – сдается старшина и мы молча продолжаем движение.
А от нашей казармы начинает движение, а вскоре и залихватскую песню новый первый курс, только что вернувшийся с КМБ – курса молодого бойца. Они еще мальчишки, худые, коротко остриженные, с облезающими красными, сгоревшими на солнце ушами, жалкие, несчастные, но радующиеся своей удачи и новой жизни, которая их уже не просто ожидает, а теперь уже обняла и повела в светлое будущее.