Хромовые сапоги
Шрифт:
– Нет, ты ошибаешься! – неуверенно сказал я, туша окурок в консервной банке из-под шпрот.
– Пусть так, - не стала возражать Ольга.
Мы продолжили пить, пока вторая пол-литровая бутылка не опустела. У Ольги, как у всех нормальных людей было чувство меры. Больше мы не стали пить. Девушка рухнула на свою кровать и захрапела, а я, шатаясь доковылял до триста пятой и прилег там, уснув до вечера крепким сном. Конечно, вернувшаяся с занятий Наташа, была огорчена моим состоянием и долго дулась на меня, поджав свои чудесные губки. Об интимной близости мне пришлось в тот вечер забыть. Мы легли на одной кровати, но моя любимая повернулась ко мне спиной и не произнесла ни слова. Я был
Утром мы молча позавтракали, выпили чаю с бутербродами и вареньем и Наташа, чмокнув меня в щеку, убежала, а я опять остался один. Хотя мое одиночество не продлилось вечность. Только след моей девушки простыл, как в дверь кто-то постучал. Открыв ее, я увидел в проеме здоровенное тело Ольги.
– Здорово. А твоя ушла? – зевая спросила гостья и не стесняясь зашла внутрь, отодвинув меня рукой.
– Ушла, только что…
– Ну, что? Повторим вчерашнее? – она плюхнулась на кровать и закачалась на пружинах.
– Может не сегодня? – мне что-то не очень хотелось повторять вчерашний день.
– А что будешь делать? Тосковать по любимой? – криво усмехнулась девушка.
– Ну, почитаю…
– Да не п…! Почитает он… Будешь скулить и думать о ней! Так на хрена тебе это надо? Давай выпьем и забудешь все свои печали!
– Не, Оль! Пока не хочу. Да и утро еще! Как пить?
– А че? Утром выпил – день свободный!
– Может позже… - сказал я уже задумавшись.
– Ну, смотри! Надумаешь, я у себя! Заходи! – она встала и почесываясь, вышла из комнаты, а я закрыл за ней дверь.
Походив по комнате, посмотрев в унылое окно, полежав на одинокой скрипучей кровати с открытой книжкой, я стал взвешивать все «за» и «против» предложения Ольги. Выйти из общежития я не мог. Бродить по коридорам было скучно и тоже не безопасно. Читать совершенно не хотелось, мысли мои были далеко от страниц с буквами и от того, о чем они пытались мне поведать. Я думал о Наташе, о том, как я обидел ее, как мы не разговаривали весь вечер, как мы сухо расстались утром, потом мысли невольно стали рисовать мне разные картины того, как проводит время моя девушка. В моих грезах появились одногруппники, старые приятели, друзья, которые увивались за Наташей, предлагали ей остаться у них, плюнуть на этого алкаша, подразумевая, конечно, меня. Как она хохотала, рассказывая им обо мне. Все это я представлял живо и почти, как наяву. Ревность обжигала щеки, жгла уши и разрывала сердце. Я накручивал себя сначала тихонько, потом все сильнее и сильнее, пока пружина, сопротивляясь, не выпрямилась. Больше я не мог находиться в одиночестве. Пулей я вылетел из Наташиной комнаты и побежал к Ольге.
Она меня уже ждала, отчего-то у нее была уверенность в моем скором появлении.
– Ну, наконец! А то я уж подумала, что ты не совсем нормальный, - приветствовала она меня в дверях, - заходи! Одна не люблю пить, а с тобой мне понравилось.
– Я чуть-чуть! – с порога предупредил я.
– Об чем речь! И я чуть-чуть. Да много и нету. Вот всего одна ноль семьсот пятьдесят. Правда этот покрепше. Вчерашний был слабее.
Свое твердое решение выпить совсем немного я не выполнил. Вечером Наташа увидела меня в таком же состоянии, что и накануне.
– Алкаш… - пробурчала она и, переодевшись в спортивные штаны и майку ушла, оставив меня опять одного.
Все вновь повторилось. Молчание. Обида. Раздраженность. Туманность. Сухость. Холодность. Спина и одинокая ночь.
Утром я собрал свои нехитрые пожитки и не оставив никакой записки, ушел. Выйти из общежития мне помогла Ольга. После того, как Наташа захлопнула за собой дверь я оделся, накинул сумку на плечо и направился к своему собутыльнику. Я надеялся на взаимовыручку, а она как правило у алкоголиков завидная. Ольга открыла еще заспанная.
– Ты че? Уже хочешь выпить? – зевая, но готовая меня поддержать, спросила она.
– Нет, Оль. Я уезжаю. Как мне выйти?
– А че? Разругались?
– Да устал я быть лишним! Самой целыми днями нет, а мне сидеть, ждать ее и быть паинькой. Надоело!
– Ладно…щас…заходи, я оденусь…
– Да я тебя здесь подожду.
– Ладно, - она закрыла дверь.
Одевшись, Ольга спустилась со мной вниз и спрятала меня в закутке между лестницей и стеклянной дверью. Сама же подошла к вахтерше и попросила ту сходить с ней в туалет, так как там трубу прорвало. Вахтерши кинулась за Ольгой, оставив свой пост, а я прошмыгнул тем временем на улицу. Позади осталось мое надоевшее убежище, три дня тоски, ссоры, печальной любви и множество выпитого самогона. Я был свободен и даже немного счастлив. Я выдохнул, достал сигарету, закурил, выпустил облако дыма вверх к серому небу и быстрой походкой, можно даже сказать побежал на вокзал, не дожидаясь трамвая.
ГЛАВА 3.
Первый день после отпуска, он не грустный, он какой-то мягкий, умиротворенный. Все еще загорелые, откормленные, сытые и с запасами харчей минимум на неделю, которые распиханы везде: под кроватями, в штурманских портфелях, в чемоданах в каптерке.
Начался четвертый курс. Мы уже не просто курсанты старших курсов, мы выпускной курс. Правда, в общежитие нас еще не переселили, и мы все еще прозябаем в старой казарме на втором этаже. Но до первого этапа заключительного акта осталось совсем немного, как только освободиться свято место, мы его моментально займем. Прежний курс выпускается не как обычно в октябре, а по ускоренной программе – в сентябре. Они уже получили полевую офицерскую форму и щеголяют в ней в увольнении. Впрочем, у них уже и не увольнения, а свободный выход в город. Те, кто может ночевать в городе, дома, у родителей, родственников, ночуют уже даже не в общежитии. Мы с завистью смотрим на офицерское ПШ с пока еще курсантскими голубыми пагонами и портупеей через правое плечо. Многие вздыхают, не терпится и самим примерить такую красоту на своих плечах. Но мы знаем, что, как говорят бойцы «дембель неизбежен» и наш выпуск впереди, только стоит совсем немного потерпеть, ведь четвертый курс это не первый и даже не третий, он богат на приятные события. Длительная стажировка, опять-таки переезд в общежитие, стопроцентные увольнения два раза в неделю, банный день по средам, но теперь уже дома, почти, как увольнение, да короткое – всего пару часов, но это возможность вдохнуть воздух свободы, традиционные для четвертого, выпускного курса дни, к примеру, «день зачатия» или «сто дней до приказа».
Я сижу и пришиваю к кителю «парадки» четыре полоски, по числу курса, на который перешел, они объединены в один почти квадрат. Понемножку, стежок за стежком желто-голубой квадрат становиться на свое место. Появляется Вадька. Он садится на табуретку рядом. В одной руке у него китель в другой банка клея ПВА.
– Чего ты мучаешься! Вот смотри! – он намазывает белую густую жижу на свой квадрат и приклеивает его на заранее определенное место, которое обведено мылом. – Вот и все!