Хромовые сапоги
Шрифт:
– А у тебя все получилось с Ленкой? – у меня закралось подозрение.
– Да. Вот только колени натер. Слушай, она такая! Ммммм!
– А зачем тогда меняться?
– Ну что ты, как маленький! Это же кайф! Сначала с одной, потом с другой! Давай!
– А Ленка знает?
– О чем?
– Ну о твоем предложении? Как она восприняла это? Не послала тебя подальше?
– Да! То есть нет! Она не против! Поговори со Светкой! Поменяемся, ты не пожалеешь! Попробуешь
Я молчал. Его предложение стало для меня очень неожиданным. Вернее, не просто неожиданным, скорее даже оскорбительным, что ли. Нет, я не моралист, не ханжа, не стеснительный подросток, ни девственник. Я не плохо отношусь к экспериментам с физической близостью и, признаюсь, в другое время и в другом месте я бы не отказался от обмена подругами, возможно даже принял бы его на ура. Но в тот момент во мне что-то воспротивилось этому грубому, животному предложению. Отчего-то я вспомнил глаза Светы, бездонные, глубокие и какие-то очень печальные. У меня пронеслись перед глазами не только ее глаза, я вспомнил, как она гладила меня, нежно с огромной любовью и материнской заботой, как после нашей близости она целовала каждый кусочек моего тела, как она порой была доверчива и преданна, словно маленький ребенок. А может быть я просто пытаюсь сам себя обмануть и выдумываю более благородные причины моего отрицания этого откровенного предложения. Может все было намного проще и во мне проснулась внезапно, необъяснимо, вдруг обычное, банальное чувство жадности, какого-то собственичества. Знаете, когда в песочнице ребенок не дает своему соседу ни совочек, ни ведерко, ни формочки. Он ими не пользуется, они валяются рядом с ним и даже по всей песочнице, но отдать их своему дружку ему жалко. Он крепко держится за них и упрямо отрицательно трясет головой в ответ на уговоры матери поделиться ими с Петей или Сашей. Так и я возможно не хотел делиться своей девушкой с Женькой. У него своя, у меня своя. Почему я должен отдать ее ему, когда у него есть своя? Но самое неприятное заключалось в том, что я ни разу не подумал о самой девушке. Мне не пришло в голову, как к такому предложению отнесется сама Света. Как отреагирует Лена, ведь я был уверен, что Женька не обмолвился с той ни словечком. Я думал только о своих чувствах! Меня не беспокоили моральные, может даже физические страдания девушки, которая, я был в этом уверен, почти привязалась ко мне, как собачонка. Хороший хозяин всегда думает о своем питомце, о том понравится ему то или иное. Я же был плохим хозяином. Эгоизм и черствость, вот две мои черты, которые характеризовали меня в тот момент. Признаюсь, я был противен себе.
Я молча курил. Женька стоял рядом со мной и нетерпеливо ждал моего решения. Наконец, я затушил сигарету в пепельнице.
– Нет, Жень, как я скажу ей?
– Да чё там говорить! Она, думаю, согласится!
– Не знаю, попробую… посиди здесь, я скоро вернусь, - встав из-за стола, я решительно направился в спальню, с видом, который должен был убедить моего товарища в том, что я согласился.
На самом деле я все для себя решил. Я не собирался предлагать Свете никаких обменов, а Женьке ответил так, только потому, что не хотел долгих уговоров с его стороны. Я решил, что посижу несколько минут в спальне, а потом вернусь к нему и скажу, что Светка не хочет.
– Покурили? – спросила меня Света, зевая.
– Да, Женку расперло на разговоры, - я сел на край кровати, которая скрипнула подо мной.
– А почему ты не ложишься? Что-то забыл?
– Да вот думаю…
– Ложись, - выдохнула она, отодвигаясь и уступая мне место рядом.
– Сейчас, минуту… - я смотрел на часы и думал сколько времени мне потребовалось бы на такой специфический разговор с девушкой и как долго она бы оформляла свой отказ.
Прошло пять минут. Света поднялась на локтях и удивленно посмотрела на меня.
– Что-то случилось?
– Нет, все нормально. Подожди, я сейчас вернусь, - я встал и вышел из спальни.
Женька сидел за столом и курил очередную папиросу. Когда я вошел в кухню он почти подпрыгнул.
– Ну? Согласилась?
– Нет, Жень. Еще и чуть по морде не схлопотал, - уверено соврал я, присаживаясь за стол и доставая из пачки, лежащей на столе, тоже папиросу.
– Черт! Жаль!
– Угу… - кивнул я головой, изображая огорчение.
– А может мы без согласия? – как бы раздумывая, предложил мой товарищ.
– Ну, тогда сразу пойду одеваться! Она просто выставит нас из квартиры и оставшуюся ночь мы проведем в общаге.
– Думаешь?
– Уверен.
– Что, тогда спать?
– Да, я пошел…
Я вернулся в спальню, скинул джинсы и лег рядом со Светой. Она пододвинулась ко мне, прижалась своим теплым, мягким телом, уткнула нос мне в плечо и обняла. Все-таки не готов я еще к сексуальным экспериментам! – подумал я, закрывая глаза и непонятно отчего улыбаясь.
– Все хорошо? – прошептала Света.
– Да…
– Спокойной ночи…
– Спокойной ночи, - я поцеловал ее в лоб и потянулся в предвкушении крепкого и сладкого сна.
<p style="margin-left:159.75pt;">
* * *
Крайние дни нашей стажировки прошли в какой-то никчемной суете и каком-то взвинченном состоянии духа. Хотелось поскорее вернуться домой. В Андреевом поле уже ничто не радовало. Погода испортилась, каждый день лили дожди, причем если и прекращались, то ненадолго, на час, полтора, а потом возобновлялись с новой силой. Ливни сменялись мелкой водяной пылью, а потом вновь небо выжимало из себя потоки воды. Нам определили фронт работ и мы, скрипя зубами, его выполняли. Оказалось, что нужно было заполнять штурманскую книжку, причем не с потолка, а поднимать планы полетов за весь период стажировки и кропотливо заносить каждое свое наведение, указанное в больших простынях планов полетов. Этого требовал начальник штаба, а Атрепов пообещал ему лично сверить записи в книжках с действительностью. Потом, после проверки и одобрения начальника КП, мы несколько раз бегали в штаб, но никак не могли застать начальника штаба с печатью. Кроме того, во вторник нам пришлось просидеть целый день на КП в ожидании проверяющих. Об их прибытии Атрепову сообщили из соседнего полка. Но проверяющие – офицеры с кафедры боевого управления, так и не появились в нашем полку, видимо посчитав, что в конце стажировки им в полку делать нечего, так как, скорее всего курсанты уже убыли. Но ни мы, ни командование полка этого не знали, а поэтому нам строго настрого наказали торчать на КП. Полетов не ожидалось все неделю, и мы скучали в подземелье за экраном телевизора, смотря целый день единственные две программы, которые транслировались с помехами, рябью, посторонними шумами и иногда даже с пропаданием звука. Оперативным на сутки заступил капитан Чемоданов, известный нам своим добрым отношениям к курсантам еще с прошлой стажировки. Он нас совсем не напрягал и даже отдал на обед свою порцию второго из летной столовой.
– Когда вы уезжаете? – спросил он после обеда удобно устроившись в крутящемся кресле оперативного и прикуривая послеобеденную сигарету.
– Послезавтра, - информировал его Женька.
– У меня будет к вам просьба…
– Выполним, - уверенно пообещал Строгин.
– Можете передать небольшой сверток моему товарищу?
– Передадим, нет проблем!