Хромой кузнец (сборник)
Шрифт:
– И это правильно, – молвил Тор. – А что скажешь, Альвис, про Месяц?
И про месяц ему рассказал Тролль без запинки. И ещё про косматые тучи, льющие дождь, про ветер, без устали мчащийся по Вселенной, про море, несущее корабли, про нивы и лес, про огонь, разгоняющий тьму…
Незаметно минула ночь, а Всезнайка всё говорил и говорил без конца, упиваясь собственной мудростью. Мнилось Троллю – вот-вот исчерпает старший сын Одина свои вопросы, поквитается с ним подземный жених, как когда-то сам Один – с Вафтрудниром…
Но Тор не уставал спрашивать, и уже засерело к востоку от Асгарда ночное небо, когда он сказал:
– А Солнце, Всезнайка?
Альвис вздрогнул и словно бы съёжился:
– Не напоминай мне о Солнце, отец Трюд! Солнце – самое страшное, что создано в девяти мирах! Любят его только Асы, Люди и светлые Альвы, для Турсов оно – Пылающее, ибо грозит растопить их ледяные тела, а для нас, в камне живущих, оно – Гибель…
И вот тут-то могучие кони, Арвак и Альсвинн, рванули упряжь и вынесли в небо солнечную колесницу. Залило светом Асгард, озарило дом Тора и двор перед ним… и пропал Альвис, серым камнем навеки встал у ворот, лишь донеслось последнее:
– Белоснежную деву в жёны возьму, или жизнь не нужна мне…
Вызов
Однажды Отец Богов и Людей, одноглазый Один, оседлал восьминогого Слейпнира и отправился путешествовать. Долго ехал он без особенной цели, мимо крутых, обрывистых скал, где морские птицы устраивали себе гнёзда; уверенно нёс его конь по замшелым древним камням и по морской зелёной воде, и хищные косатки поднимались из глубины – посмотреть на вождя Асов и поклониться ему.
А потом нехоженая тропа завела Одина в глубь страны, на самую границу Утгарда, где не было ни звериных гнёзд, ни человеческого жилья – только нагромождения камня, расколотые валуны, лишь изредка украшенные пучками жёсткой травы. Легконогий Слейпнир скользил над ними, как тень бегущего облака, а Один сидел неподвижно в седле, опустив голову и крепко задумавшись.
Наконец впереди послышался рёв: то река, проточившая в камне глубокое ложе, тремя пенистыми потоками рушилась в бездну, в расщелину треснувшей когда-то Земли. Содрогались, гудели мокрые скалы, неверная радуга колебалась в облаке брызг…
Не стал жеребец Одина брать разбег для прыжка, не стал искать брода и тревожить хозяина; спокойно ступил в клокочущие буруны и перешёл на другой берег по радуге, как по мосту.
Тут разглядел всадника Великан Хрунгнир, живший неподалёку, на хуторе Каменные Дворы.
– Эй!.. – закричал исполин, без труда перекрыв рёв и грохот реки. – Кто там скачет по радуге и не боится упасть? Сдаётся мне, старик, этот конь для тебя слишком хорош! Продай мне его, не то отберу!
– Можешь взять заодно и мою голову, если догонишь, – сказал Один и погладил холку коня, а тот выгнул шею и тронул его колено.
– А что ты думаешь, и догоню! – раззадорился Хрунгнир. – Неплох твой жеребец, но у моего Гулльфакси ноги длиннее. Ну что, не раздумал закладывать голову, седобородый?
– Я слов назад не беру, – сказал Один, и с ближнего камня с карканьем взвились два ворона.
Тогда вывел Хрунгнир своего коня Гулльфакси – Золотую Гриву, бросил ему на спину кусок бычьей шкуры вместо седла, и понеслись они взапуски. И надобно молвить, что впрямь не было скакуна лучше Гулльфакси во всей Стране Великанов, а может быть, и в остальных мирах, освещаемых солнцем. Во весь дух он летел через пропасти, через каменные пустоши и озёра, окутанные холодным туманом, взмывал над бесплодными ледниками и над вершинами гор, отражённых в спокойных водах фиордов – лишь грива струилась назад, как ясный огонь! До сего дня можно видеть следы той бешеной скачки: кипящие родники и глубокие ямы, наполненные горячей грязью. Так она и не остыла с тех пор, когда Гулльфакси разбрызгал её копытами. Славный конь!
…Но с восьминогим Слейпниром даже он сравниться не мог. В ярости нахлёстывал Гулльфакси Великан, видя, что всадник в синем плаще вовсе исчезает из глаз. Потекла кровь по израненным конским бокам, потемнела золотая грива, прилипла ко взмыленной шее. Но не замечал того Хрунгнир – видел только трепещущий синий плащ впереди и знай стегал жеребца, ругаясь, колол короткими шпорами, привязанными к башмакам… Не оглядывался исполин и не видел, что давно за спиной скрылись Каменные Дворы, исчезли вдали горы родного Иотунхейма. В самый Асгард влетел разъярённый Хрунгнир следом за Одином, и застонал Гулльфакси, последним прыжком взмыв над запертыми воротами.
Глянул Хрунгнир… а седобородый уже водит Слейпнира по двору, чтобы остыл верный конь после быстрого бега, гладит крутую шею любимца, и в единственном зрачке – насмешка над глупостью Великана. Только тогда узнал Хрунгнир повелителя воинов и понял, куда завело его хвастовство.
– Здесь ты – мой гость, – успокоил его Один. – Не хочешь ли пива?
– Хочу, – облизнул пересохшие губы Хрунгнир и соскочил наземь, бросив поводья. Пошатнулся измученный Гулльфакси, задрожали тонкие ноги… но не оглянулся хозяин, даже не подумал позаботиться о славном коне. Вовсе плохо пришлось бы Золотой Гриве, но тут заглянула во двор Великанша Ярнсакса и привела за руку маленького Магни: прожив всего одну ночь, сын Бога Грозы уже выучился ходить. Увидел внук Одина опечаленного Гулльфакси, тотчас подошёл, начал ласково с ним разговаривать, отважился взять под уздцы и долго водил, а потом выкупал в славной реке Тунд, что течёт у Вальхаллы, напоил и накормил. Радовалась Ярнсакса, глядя на сына. Знала юная мать – не зря сказывают, будто молодые орлы рано пробуют голос. Была в маленьком Боге отцовская сила, была дедовская премудрость. И что-то ещё…
Между тем Хрунгнир расселся на лавке в чертоге Одина Валаскьяльве, и ему поднесли пиво в той самой чаше, из которой обычно пил на пирах Тор. Подумалось Великану: неплохо бы осушить её одним глотком! Похвалиться перед Асами да показать, что есть в Утгарде воины не слабее Бога Грозы! Задумано – сделано. Схватил он могучими руками серебряную чашу и не отрывался, пока не опорожнил. Только вот Тора никто не видел хмельным, а Хрунгнир немедленно опьянел.
– Ты, кривой, думаешь, что могуществен! – неверным языком выговорил вождь Турсов. – Подумаешь, твой жеребец чуть-чуть быстрей моего! А вот есть у кого-нибудь сердце, как у меня? Оно из твёрдого камня, с тремя острыми выступами. По его подобию режется одна из рун – «Сердце Хрунгнира»! Вот!..
Асиньи отворачивались от пьяного Великана, гневно хмурились Асы… но до поры до времени помалкивали. Не гнать же из дому гостя, да ещё приглашённого Всеотцом. И всякий раз, когда пустела его чаша, Фрейя молча подходила с кувшином и подливала: гость ни в чём не должен знать недостатка, а уж сколько пить – пусть думает сам. И Хрунгнир продолжал хвастаться, размахивая свободной рукой:
– Вас, Богов, давно пора выгнать отсюда, а Асгард разрушить. Пожалуй, я так и сделаю, я, Хрунгнир, сильнейший в Иотунхейме. Я поубиваю всех Асов… кроме тебя, Фрейя, и тебя, Сив, вы пойдёте за меня замуж. А ещё я прямо сейчас унесу отсюда Вальхаллу и поставлю у себя во дворе, а эйнхериев сделаю свинопасами…