Хромой кузнец (сборник)
Шрифт:
– Как же крепко спал я, Денница! Ой, а что мне приснилось – будто я не в небе, будто бреду в снегу по колено, среди каких-то острых камней… Да куда ты?
Утренняя Звезда вдруг горько заплакала и кинулась из дому. Хотел Месяц бежать вслед за невестой, но Сварог, Отец-Бог, его удержал:
– Ещё бы долго ты спал, молодец, если бы не её любовь к тебе, недостойному. Припомни-ка, что было с тобою, с кем весёлые пиры пировал! Ты умер, а не заснул, потому что мои сыновья тебя наказали. И умер во зле, и твоя душа отправилась уже зимовать в Исподней Стране, не умея взлететь. Так и с другими будет отныне, кто платит злом за добро!
…Одни
…Злая Морана и беззаконный Чернобог ещё немало времени хоронились во мраке сырых пещер, не смея высунуться на свет, сбросить змеиные чешуи. Поняли, что светлые Боги умеют быть грозными, умеют наказывать.
А Перуну, уже созывавшему гостей на желанный свадебный пир с молодой Богиней Весны, пришлось надолго всё отложить. Ведь он залил кровью священную золотую секиру, осквернил, оскорбил её видом Землю и Небо. Оставил Перун замаранную колесницу, выпряг крылатых коней, пешком пришёл в кузницу Кия, давнего друга. И целый год махал молотом, не разговаривая почти ни с кем, не вкушая общей еды. Вот так пришлось ему очищать себя от скверны убийства, хоть Месяц и возвратился к живым. Смерть получает власть над пролившими кровь, хотя бы даже свою. Подле них истончается грань между мирами умерших и живых, клубится невидимый водоворот – затянет, если не оберечься! Вот почему боязливые дети со всех ног разбегаются от поранившегося в игре и только твердят – мы не видели, не знаем, мы тут ни при чём. И воины, вернувшиеся из похода, подолгу не смеют сесть в доме за стол, обнять жён, пойти в святилище молиться Богам. Убивший – нечист. Он висит между мирами, и нужно много омовений в бане и долгий пост, прежде чем живые возмогут опять считать его своим.
Обида ручья
Мимо дома кузнеца Кия бежал говорливый ручей. Он тёк из болота, с ягодных мхов, нёс тёмную торфяную воду, за что и прозван был Чёрным. Таких ручьёв и речушек много на свете, столько же, сколько болот, а пожалуй и больше. Ручей падал в реку, а река – в широкое море: там, при устье, построили город, стали ходить заморские корабли, повёлся прибыльный торг. Отец Кия нередко ездил туда, продавал сделанное мастером-сыном и всегда возвращался довольный. Под старость он многие заботы переложил на плечи выросших сыновей и даже начал похаживать к ручью, посиживать с удочкой, прикрыв от горячего Солнца седую голову шапкой, сплетённой из еловых тоненьких корешков.
Самому Кию некогда было надолго бросать наковальню, но и от его кузни вела тропинка к ручью. Приходил набрать в деревянные ведёрки воды, ополоснуть копоть с лица, отмыть сажу и пот. И никогда не забывал поблагодарить добрый ручей, низко поклониться ему. Весной, когда ручей выплёскивался из берегов, Кий дарил ему свежего масла полакомиться, а осенью, когда Земля, принеся плоды, отдыхала, умытая дождями, – жертвовал гуся. И никогда не упоминал вблизи воды зайца, чего, как известно, не любит ни один Водяной, ибо прыткий заяц подобен Огню.
И вот однажды отец Кия сидел на зелёном травяном берегу, вполглаза приглядывал за удочкой и размышлял, куда бы это могла подеваться вся рыбы в ручье. И наконец припомнил запруду, недавно построенную в низовьях. Единственный проход оставили в той запруде, и там бывало не видно воды за рыбой, спешившей на нерест. А уж тут как тут поджидали её сети, верши, остроги…
– Не оскудеет небось! – ответили удивлённому старику беспечные Люди, выстроившие запруду. – Вон сколько рыбы в реке!
Теперь отец Кия досадливо косился на пустую плетёнку, приготовленную для улова:
– Видать, оскудела! А если самую реку кто-нибудь перегородит?..
И только сказал – отколь ни возьмись подошёл к нему малый мальчонка:
– Здрав будь, дедушка.
И замолк, словно бы хотел о чём попросить.
– И ты гой еси, внучек, – честь честью ответил старик. А про себя посетовал, что не вынул ни рыбки, порадовать мальца. Потом пригляделся… рубашонка-то на нём буро-чёрная, как есть в торфяной воде вымоченная, а с левой-то стороны водица кап да кап наземь! Пригляделся ещё – в волосах зелёные водоросли впутались, на плечо стрекозка присела, а между пальцев босых ног – перепоночки!..
Оробел отец Кия, понял, не простой мальчонка пожаловал, и кто здесь кому за внучка сойдёт – это как посмотреть. Ещё дед старика у ручья свадьбу играл, и дедов дед… А мальчонка уж за руку тянет:
– Пойдём, покажу, где рыба стоит.
И точно – привёл к заводи, к белым звёздам кувшинок в чёрной воде, сам рядом сел, ноги в воду спустил, а траву кругом словно кто тотчас из ведёрка облил. Закинул удочку старец и мигом натаскал полную плетёнку рыбы – запыхался с крючка отцеплять.
– Как же отдарить тебя? – спросил он мальчонку. Тот глянул голубыми глазами:
– А вот как, дедушка. Поедешь в город на торг, увидишь там матёрого мужа в синих портах и синей рубахе, в синей шапке высокой. Да ты его сразу узнаешь, то дядька мой. Ты так передай ему, дедушка: Чёрный, мол, Ручей славному Морскому Хозяину челом бьёт, низко кланяется и просит сказать, запрудили его запрудой, сил нет!.. Закол от берега до берега учинили!.. Рыбу начисто вывели, и не то что кишок назад в воду не кинут – вся на берегу протухает, от жадности ловят, что и не съесть!..
Шмыгнул носом и показал порванное плечо:
– Я там щукой плавал, у запруды-то, рыбу спасти хотел, так они острогой меня! Передай, дедушка, Морскому Хозяину, как, мол, прикажет, так оно и будет!..
С тем прыгнул в заводь, и встречь поднялся огромный усатый сом – вскочил на него верхом и вмиг умчался мальчонка. А отец Кия поехал на торг и всё выполнил, как обещал.
– Острогой, значит? – свёл брови дородный, одетый в синее человек. – Что ж, снеси, дед, Чёрному Ручью поклон от Морского Хозяина да скажи, пускай слёзы-то вытрет. Не было доселе никакой запруды – да и не будет!