Хроника барона фон Дитца
Шрифт:
– Всё-таки, как не крути, Герман…а превращение живого в труп…чтоб мне гореть в аду , интересная штука, мм? Ощущаешь себя Творцом, угу? – он исподволь заглянул в глаза Шнитке и, не найдя в них поддержки, усмехнулся зверистой улыбкой. – Ладно, ладно…Согласен. Перебор, дружище. Ну, хотя бы Падшим ангелом, мм? Это, ведь, тоже, друг мой, не мало.
– Отто! Ты обещал! – их взгляды скрестились, подобно клинкам.
– О да, конечно, – благосклонно кивнул барон. – Потому спрошу тебя совсем о другом, не против?
– Изволь, – Герман выбил из пачки сигарету,
– Как у тебя…с Бертой Шелинг?
– ?– Герман поднял на собеседника возмущённые глаза и замер. – Вас, барон, не учили хорошим манерам? Это очень личное, Отто.
– Брось, СС – это орденское братство. А братьям?..
– …можно всё, враги пусть живут по закону! – не удержался Герман, закончив девиз их танкового корпуса.
– Браво! В яблочко! – Отто, любезный, дружелюбный, со своей ироничной, быстро набегавшей и исчезавшей усмешкой, всё такой же молодцеватый, с сочным соломенным отсветом причёсанных волос, крепко пожал ему руку, и вновь дал наставление:
– И хватит ревновать, Отелло…Я же ..не претендую на твою несравненную…Прости. Я ли не понимаю, – в этом нежном и тонком деле следует быть деликатным. О, женщины! Это же винт, на котором всё вертится! Но хватит летать в небесах, mon ami. И ты, и я – крепко чувствуем землю под своими ногами, не так ли?
– Что именно, интересует тебя? – глаза Шнитке насторожились, на лице сквозь бронзовый загар проступил румянец.
– У вас действительно всё так серьёзно?
– Более чем! – с горячей готовностью ответил Герман, сообщая об их отношениях, которые, судя по сияющим глазам, и впрямь были на высоте.
– На свадьбу пригласишь?
– Глупый вопрос, барон. Надеюсь, будешь моим шафером? Отлично, но я не пойму, куда ты клонишь?
– Скоро тебя окольцуют, брат…Прощай вольная жизнь и холостяцкие пирушки, так?
– Допустим и что же? – теперь он стал понимать, куда гнёт барон, и на его молодом, загорелом лице румянец проступил ещё ярче.
– Вот по этому, я и хочу сделать тебе, как говорят тщеславные « томми» ^1, маленький презент:
– Так мы едем… – в хмельных глазах Германа замерцал селадоновый блеск, – в бордель?
– Именно! В дом под красным фонарём фрау Эльзы Голдман.
– Эй, да что с тобой? – рассмеялся фон Дитц. – Ты напуган моим ответом или своим страхом за неверность? Брось, какой пустяк! До свадьбы эти проделки не в счёт. Берта всё равно не узнает, если сам не сболтнёшь, ха-хаа!
– Как бы не замараться…в дерьме. Она жидовка? Голдман?..
– Если и да, то на четверть. Но фуражки из гестапо и СД пасутся на её « заливных лужках» , стало быть, это « дерьмо» не для нас.
– Ну и дела! – весело хмыкнул Герман, боднул локтём Отто. – Чёрт! Ты и впрямь джин из бутылки.
В их разговор вежливо встрял водитель:
– Прошу прощения, господа офицеры…Это начало…Вильгельмштрассе. Теперь куда?
– Прямо, потом, на углу за министерством авиации, на лево. Эй, погоди! Сейчас прижмись, вон у той аллеи, где потемнее…
– Опять
– И не говори. Чёртово пиво толстяка Фуггера, аж в ушах булькает. Составишь кампанию?
– Уволь, – Шнитке счастливо откинулся на кожаную спинку сиденья и сладко затянулся сигаретой « Третий Рейх» .
Отто покинул салон « опеля» , но вдруг заглянул в переднее боковое окно и улыбнулся ветеринару Зуппе той самой жуткой и холодной улыбкой, которая накануне заставила заледенеть кровь, в его жилах, и процедил сквозь зубы:
– Только не вздумай шутить с нами. С тридцати метров я выбью пулей
^1 одно из прозвищ англичан в Европе.
тебе глаз…левый или правый, на выбор, какой захочешь. – Он хлопнул рукой по глянцевой кобуре « парабеллума» и, как старший товарищ младшему, подмигнул. – Надеюсь, на твоё понимание, говнюк.
Ульрих Зуппе, ни живой, ни мёртвый лишь бессильно тряхнул пухлыми щеками. У него, словно отвалилась нижняя челюсть, а мелко дрожавшие пальцы, зачем-то опять крутнули ручку радиоприёмника, из динамика которого грянуло неистовое, как обвал в горах:
– Зиг!
– Хайль!
– Зиг!!
– Ха-айль!!
– Зиг!!!
– Ха-а-айль!!!
Нервически возбуждённый голос Геббельса взрывал массы очередной цитатой из собственной повести « Михаэль» :
« Я надеваю каску, пристёгиваю кортик и декламирую Лилиенкрона» . И далее: « О, Вседержитель! Я вижу сожжённые руины домов и селений при свете вечерней зари…Я вижу остекленевшие глаза и слышу душераздирающие стоны умирающих. Я больше не человек. Меня охватывает безумная, дикая ярость. Я чую кровь. Я кричу: « Вперёд! Вперёд! За мно-о-ой!» Я хочу стать героем!»
…Вперёд, нация воинов! Победу не дарят, её завоёвывают!
…Гитлер – гений! Адольф Гитлер мы любим тебя!
…Он настоящий мужчина, воин, защитник Фатерланда! Говорит о государственных делах…Он умён. Он огромен. Он силён, как лев – громко рыкающий. Он гигант!
…после обеда снова думает и решает задачи о завоевании государства и глубинном смысле политической революции.
Бог мой! Как воистину пророчески звучит это…Предначертание судьбы…А на бескрайнем синем небе белое облако приобретает очертания бессмертной свастики…Это знак Фатума, счастливого рока!
…Гитлер здесь! Наш Фюрер! Майн Готт! Моя радость велика. О, смотрите! Смотрите все…Он здоровается со мной, как старый друг. И он обращается со мной, как брат. Господи, как я его люблю! Ну и че-ло-век! Он даёт мне своё фото. Пишет: « С приветом из Рейнланда» …Я, как и миллионы немцев хочу, чтобы фюрер стал моим другом. Его фото в рамке стоит у меня на столе. Я хочу умереть за него и Германию!
– Хайль Гитлер!!»
И снова рёв иступлённых масс, как прибой безбрежного моря.
…Герман выбросил окурок в окно. Его потрясал не только сам фюрер и его окружение, потрясали и материальные возможности Третьего Рейха, да и весь строгий, « рыцарский» уклад гитлеровского « двора» . Его идеи и замыслы.