Хроника барона фон Дитца
Шрифт:
Герман вздрогнул. Волшебная чаша Грааля разбилась…
Отто энергично вскинул голову, отбросив назад светло-жёлтую по армейской моде чёлку; с раздражением посмотрел, как на муху, на вкрадчивого официанта, сузил серо-голубые льдистые глаза и, усмехнувшись, хотел было уже сделать новый заказ, когда услышал ироничный смешок Германа:
– Was ist mir dir los? Помнится, кто-то говорил « мы здесь не задержимся» …Есть варианты?
– Шнитке, ты гений! – фон Дитц от души хлопнул его по плечу. – Молодец, что напомнил. В том-то и дело – есть!..И, что особенно радует, подкупающее своей новизной. Эй, не гляди осуждающе, – искусаю, я – такой. Прочь из этой щедрой, благословенной норы! Пусть мы и набрались с тобой по ноздри, как две обезьяны…
– Но заметь, будь я проклят, как « белые обезьяны» , – весело подмигнул Герман.
– И уж точно с документами, доказывающими их арийское происхождение до 1750-го года. Ха-ха-а! Bitte, bitte mein freund…
* * *
Когда они вышли из грота « Тарзан» , солнечный диск быстро клонился к закату, углубляя тени, которые словно драгоценный осенний холодок, приникли к массивным восточным фасадам каменных зданий Берлина.
По мере угасания сумерек, солнце всё более багрово отблескивало на городских шоссе, огромных стёклах витрин, магазинов, кафе и ресторанов. Последние прозрачные золотые лучи пронизывали витражи правительственных кварталов, где располагались рейхсканцелярия Гитлера, МИДа, Министерства пропаганды и просвещения Геббельса, прочие ведомства и посольства. Лениво шевелилась воздушная вуаль пыли на улицах восточного района огромного города, где теснились, как горох в стручке, старые меблированные, многоквартирные дома.
Они остановились возле двухрядного шоссе, чтобы поймать проходящее такси, и Отто был взбешён: первая и вторая машины, занятые пассажирами, на скорости пролетели мимо.
– Дьявол! Опять промах, лопни глаза! – градус его нетерпения явно зашкаливал.
– Похоже, ты погорячился, друг, отпустив старину Клауса прежде времени на покой? – сам того не желая, подлил масла в огонь Шнитке.
– Может быть… – холодно отрезал Отто. – Но больше промашек не будет. Его взгляд вдруг стал холодным и тяжёлым, как металл. Он туже натянул на лоб, с браво заломленной к верху тульей, фуражку, на чёрном околыше которой, вместо обычной войсковой кокарды, зловеще и выпукло бугрился серебристый узел эмблемы СС – « мертвая голова» .
В свете фар блеснул радиатор новой машины.
– Ну, уж эту мы не пропустим! – опуская руку на кобуру, хищно усмехнулся барон.
Автомобиль стремительно приближался, упруго спускаясь с возвышенности шоссе. Это был длинный чёрный « опель» , полированные бока которого блестели, словно зеркало. Генрих издалека заметил лимонный отблеск фар…но лишь теперь – « парабеллум» в руке фон Дитца.
…Машина, подобно чёрной рифовой акуле, почувствовавший внезапную опасность, круто вильнула в сторону, к разделительной полосе, ограждённой цепями…И тут Отто быстро шагнул на сверкавшую маслянистыми огнями трассу, раньше, чем Шнитке успел сообразить, что он задумал.
– Майн Готт! Отто-о!! – Герман рванулся к нему…
Но в следующее мгновение кожаный клапан кобуры распахнулся. Один за другим прогремели оглушительные хлопки трёх выстрелов, пули пропороли оранжевые строчки, отскакивая от глянцевитой вараньей шкуры асфальта, как брошенные окурки.
…Жуткий визг тормозов, яростный всполох фар дальнего света. Машина, припадая бампером к дороге, оставляя за собой кривой след жжёной резины, остановилась, как вкопанная, в четырёх метрах от стоявшего на её пути человека. Фары « опеля» , словно жадные глаза, сконцентрировались на двух застывших, подтянутых фигурах, в чёрной эсэсовской форме, перетянутых портупеями, с кобурами на поясных офицерских ремнях.
– Ты ненормальный! – взорвался Герман, на бледном лице которого выступили капли пота. – Нас заберёт комендатура!..Какого дьявола ты это сделал!? Ненормальный, да?
– Может быть… – процедил сквозь зубы барон, сжимая в руке рифленую рукоятку « парабеллума» , из смертоносного дула которого курилась струйка голубого дыма.
– Scher dich zum Teufel! Ты, ты-ы…хочешь убить его?! – Германа обдало жаром, когда эта мысль лихорадочно протанцевала в его сознании. – Стой!!
Отто не слышал, будто сорвался с цепи. В него точно вселился бес. Шнитке мог поклясться на Библии: его друг, на одном кругу обернулся в того ночного хищника, который вышел на поиски свежего мяса и крови.
– Стой-й!!
« Опель» , взревев мотором, дал задний ход.
– Пр-рочь с дороги! – Отто грубо оттолкнул, заступившего ему путь к машине товарища.
Машины с визгом, рычанием и пронзительными сигналами объезжали их.
– Halt! Stopp, ratte! 7 – крикнул фон Дитц, едва не столкнувшись с красным « рено» , водитель которого, скаля зубы и брызжа слюной, посоветовал ему засунуть голову в задницу. Он одержимо пробирался через проезжую часть, на него сыпались, как фасоль из кулька, ругательства и проклятия, но Отто не обращал на них внимания.
7
Стой, крыса! (лат.)
Дьявол! У меня было праздничное настроение…Через неделю на фронт…А мне, какая-то гражданская мразь плюнула в душу…Prost! Nutten ficken…Чёрта-с-два! С бароном фон Дитцем шутки плохи!
Зажатый, как в тисках, – с одной стороны потоком яростно сигналивших машин, с другой – бордюрным ограждением, несчастный хозяин « опеля» вывернул до отказа руль, вскочил на тротуар, судорожно выдернул ключи из гнезда и хотел уже, сломя голову бежать, куда вынесут ноги…Когда в глаза ему заглянул чёрный провал « парабеллума» . Эсэсовец, криво усмехнувшись, сделал полшага вперёд, приставил дуло к покрытому зернистой испариной лбу и сказал:
– Ну, говнюк, чья взяла? – Отто смотрел на водителя своими холодными, как цельные куски льда, глазами.
– Ради всех Святых!..Заклинаю…что я вам сделал, гер офицер? Что вам надо…от законопослушного ветеринарного врача Ульриха Зуппе?
– Мне не по вкусу твоя дерьмовая музыка.
– А-аа-аа…Конечно…Да, да…я понял, гер офицер… – водитель дрожащей рукой крутнул ребристую ручку приёмника. – Так лучше? – он задержался на берлинской музыкальной волне. Пела несравненная платиновая блондинка Марлен Дитрих. – Это устроит, гер офицера? Этой красотке…благоволит…сам фюрер…
Ульрих поднял глаза, чувствуя, как колотится сердце, как полукружия пота на его рубахе подмышками увеличились в радиусе, а белый накрахмаленный воротничок стал сырым и серым.
– Иисус Христос, ну и жара! – он, наконец, обрёл власть над своим непослушным голосом. – Так вам…нравится, гер офицер? Или…
– Или что? – сказал Отто фон Дитц, с улыбкой не более весёлой, чем оскал черепа. Его улыбка буквально заморозила беднягу Зуппе, по позвоночнику пробежала мелкая дрожь. – Да уберите же пистолет! Что, вы, хотите? Чего добиваетесь? Это противозаконно…Я…я буду жаловаться бургомистру… – пятидесятилетний ветеринар, зачем-то снова беспокойно крутнул, на удачу, костяную ручку приёмника, но блондин – эсэсовец вдруг тихо и жутко сказал: