Хроника барона фон Дитца
Шрифт:
« Один народ. Одна Империя. Один фюрер. – Восторженно, как магическое заклинание, повторил он. С нарастающей радостной тревогой осознавая, что мир ждут в скором времени грандиозные, невиданные по масштабу перемены, и он, Герман Шнитке, вместе с другими патриотами Отечества, будет участвовать в них. – Что ж, грядёт новая, тотальная война. Война идеологий, машин и людей. И если мне повезёт, я ещё расскажу своим детям, как их отец бился за торжество справедливости. Как было наказано мировое Зло, и завоёвано величие Третьего Рейха. Да и как может быть по другому, если нас к победе ведёт Адольф Гитлер? Если старик Крупп – король пушек и танков в Европе – всего что убивает и сметает на своём пути – тоже на нашей стороне? Если, даже сам Бог с Германией, –
Нет, чёрт возьми…действительно грядут великие перемены и я не желаю оставаться на обочине или быть вышвырнутым жестокой судьбой за борт истории..В конце концов, любовь, вера, честь, долг, Фатерланд! Как без этого можно жить вообще? Без этого жизнь пуста и никчемна» .
Он рассеянно посмотрел на курчавый затылок водителя; в маленькое зеркальце, закреплённое над ним, увидел скованное напряжением мятое лицо, кари вишни беспокойных, испуганных глаз…
« Этот слизняк – австрийский словак» … « Вонючий урод не хотел услужить двум благородным немецким офицерам Рейха…» – Герман повторил хамски – грубые сентенции фон Дитца. – Что ж, такова реальность…Время лихое, неверное…Время « больших чисток» и наведения « нового порядка» . « Славяне в Германии должны жить, как псы на псарне – служить хозяину, знать кнут и радоваться кости…» – это было глубокое убеждение фюрера. – Евреи, цыгане – не люди. Это тупиковая ветвь на древе…это мусор Человечества. А мусор – подлежит уничтожению через огонь, что бы ни оставалось заразных бацилл и сифилитических гумм. Сифилис – это чисто еврейская болезнь. 9 И мы обязаны очистить нашу благородную нацию от этой проказы раз и навсегда! Славяне – « недочеловеки» – это грязное отродье тоже обречено быть в услужении высшей расы – чистокровных арийцев и работать в поте своего лица на процветание Великой Германии!»
9
Эту мысль Гитлер развивает в «Майн кампф» на 10-и страницах.
Как член НСДАП с 36-го года, Шнитке знал: во главу угла нацисты ставили, отнюдь, не классовую, а расовую борьбу. Именно на этой почве, которую, как не парадоксально! – ревниво удобрял теми же идеями о « расовом превосходстве» другой, якобы « избранный Богом народ» – еврейский, – и возрос государственный антисемитизм Третьего Рейха и политика жестокого геноцида, решительно и последовательно проводимая Гитлером и другими нацистскими фюрерами. В общее русло этой огненной фашистской стремнины с готовностью влился и бытовой антисемитизм Германии, свойственный простому, угнетённому люду в любой стране…Но не только в силу его темноты и озлобленности на чужаков, заполнивших страну, обманом и подкупом захвативших все лучшие прибыльные места, а более из-за их беспредельной наглости, надменности, махрового цинизма и презрения к коренному населению.
…Мимо проносились, плавно скользили, покачиваясь на рессорах легковые машины, поливая светом чёрное покрытие шоссе, ровные, словно по линейке постриженные, придорожные щётки кустов и стволы деревьев. В салонах дорогих лимузинов, он видел каких-то светских дам в длинных, по локоть, перчатках, в бриллиантах, то ли настоящих, толи искусственных, ослепительно сверкавших. На радостных лицах счастливые улыбки…рядом с ними находились разновозрастные кавалеры в идеальных фраках, смокингах, военных мундирах с аксельбантами, с эмблемами немецких полков и дивизий, усыпанные железными крестами за удачно проделанный бескровный « аншлюс» – присоединение Австрии.
…Всё это скоростное движение отражалось в автомобильных стёклах, зеркалах, в зрачках Германа, двоилось, накрывалось – проходило одно сквозь другое, уносилось прочь, а дышащий динамик продолжал сотрясать салон « опеля» воинственными призывами – восклицаниями главного гауляйтора Берлина, и Шнитке слушал его вместе с шумным « морским прибоем» – фанатично ревущих, ликующих народных масс, и
Одно было ясно, без гадалок – медиумов и объявлений, – близятся страшные дни суровых испытаний, жуткие побоища и пожары, сотни тысяч, миллионы, быть может десятки миллионов смертей, но всё для того, что бы искоренить мировое Зло и завевать величие арийской сверх Державы, вопреки всем и всему возрождённой, как легендарная птица Феникс, из пламени; очищенной от жидовствующей саранчи и другой мрази, которая, как ржавь, прикипела к благородной стали их германских мечей.
…Так думая-рассуждая, Герман непроизвольно вновь упёрся в курчавый затылок водителя « опеля» и подвёл итог. « Всё верно…Фюрер не любит тех легионеров Рейха, у которых дряблые ляжки и сердца. Им нет места в рядах СС…И прав Отто, чертовски прав, белокурая бестия! Что мы всё церемонимся с этими смуглорожими выродками, место которых в каменоломнях или печах крематориев? Видит Бог, нам ариям, и впрямь уже пора привыкать чувствовать себя властелинами мира. Дьявол! Отто опять обскакал меня и здесь. Но клянусь священным мечом Роланда, скачек больше не будет! Кстати. Где он застрял? Donnerwetter!
– Что, приуныл, дружище? – Отто, в очередной раз сливший избыток выпитого пива, без сил плюхнулся рядом с Германом и рассмеялся.
– С облегчением. Где вас черти носили, барон? Роды принимал, что ли?
– Ха-а! Веришь, сам поражаюсь, и откуда сто-олько берётся? Ну, едем, родное сердце? Юбки нас заждались, будь я проклят…Эй, словак, или кто ты там…дави на газ, тут рядом. Это тебе за беспокойство, – Отто бросил на первое сиденье крупную купюру.
– Но, но!…– поперхнулся Зуппе, не веря своим глазам. – Здесь очень много… – у него вновь запульсировали виски.
– Ты чем-то опять не доволен, говнюк? Я ещё в уме, не слепой, знаю и вижу, что и кому даю. Усвоил?
– Точно так, гер офицер! – выпалил Зуппе, чувствуя, как по позвоночнику опять прокатилась предательская дрожь. – Данке шеен! Данке шеен! Да не оскудеет рука дающего. – Он аккуратно тронул машину.
– Вот, вот, – удовлетворённо кивнул Шнитке. – Правильно понимаешь… « Да не оскудеет рука дающего…» Это и имел в виду группенфюрер СС. Гляди-ка, Отто, а твои методы и впрямь комильфо. Надо будет взять на вооружение. Ха-ха-а…
* * *
Багровый цвет неба перешёл в пурпурный, лиловый, на Лейпцингерштрассе, где выросло гранитное громадьё министерства авиации Геринга, на знаменитой Принц-Альбрехтштрассе 8, где расположилось гестапо и весь штат рейхсфюрера СС Гиммлера, словно горстями разбросанные драгоценные камни, замерцали первые огни. Мощные административные корпуса новостроек с востока казались застывшими каменными волнами, огромными массивами темноты, а западная плоскость гранита горела зловещим багрянцем.
И над всей столицей с её четырьмя миллионами отдельных жизней и судеб возвышалась циклопическая громада Рейхстага, крепко стоявшего на Королевской площади. Это было мощное, обширное и одновременно величественное строение из тёмного камня с торжественной колоннадой, портиками и порталами, со стилизованными готическими элементами, с огромным стеклянным куполом над которым, с приходом фашистов, отныне грозно развивался огромный штандарт нацистской Германии.
Многие окна задрапированы тяжёлыми портьерами или белопенными каскадами шёлка, но некоторые, на верхних этажах, избежали участи остальных, и теперь разноцветные стёкла витражей горели опалово-голубым, гранатово-красным, багровым, фиолетовым в алом свете заходящего солнца.