Хроника барона фон Дитца
Шрифт:
Нет, Адольф Гитлер не был сумасшедшим. Хотя некоторые бойкие журналисты и психиатры на Западе и утверждали, будто он страдал паранойей. Не наблюдалось у него и сильных отклонений, вызванных применявшимися им медикаментами, о чём охотно писали даже некоторые более – менее серьёзные западные историки^1.
Но всё это удел дешёвых спекуляций на тему…И неистребимая страсть человечества к невероятным сенсациям. Спору нет! звучит ошеломляюще: сумасшедший перевернул мир и многовековой порядок.
Однако, хорош больной! Полоумный двенадцать лет к ряду правил 80 млн. народом в самом центре Европы – и не в глубокой античной древности, и
Сумасшедший завоевал Австрию, Францию, Бельгию, Нидерланды, Норвегию, Югославию, Грецию, Польшу, Чехословакию, бомбил Лондон, став для Черчилля и всех англичан – ночным кошмаром летящим на крыльях смерти, дошёл почти до Москвы – его генералы видели в бинокли рубиновые звёзды Кремля и, как шутили, – усы Сталина. Дошёл до Волги! Кавказа! Захватил Крым! И всё это в шизофреническом бреду??!!
Теперь мир, смертельно напуганный своим животным страхом, в оцепенении жил в ожидании грядущего…Сможет или нет – фюрер окончательно воплотить свои дьявольские идеи в жизнь. Теперь уже мало кто сомневался: если коммунистическая Россия рухнет, под натиском железной машины нацистской Германии…Гитлеру удастся загнуть Человечество в бараний рог. Он подчинит себе весь мир и действительно создаст Тысячелетний Рейх – новую цивилизацию, Империю Зла – на руинах двухтысячелетней старой. Какой она будет? – такой глупый вопрос в оккупированной немцами Европе уже никто не задавал. Это будет фашистское – тоталитарное государство, воздвигнутое на чудовищной тирании, жесточайшем террористическом режиме насилия, страха…На крови и костях – нет, не миллионов, а миллиардов людей! И это будут уже не « Закат Европы» по Шпенглеру, а « Закат мира» по Гитлеру.
Нет, фюрер не был умалишённым, бесноватым – да, но не безумцем. А кто из великих завоевателей со времён фараонов Древнего Египта, Александра Македонского, Атиллы, Чингиз-хана, Тамерлана, Наполеона…был другим?..
Три тысячи залпов чертей! Он был как раз самым здравомыслящим и нормальным среди его окружения. И затеял он эту чудовищную по масштабам, невиданную прежде человечеством II-ую Мировою войну, отнюдь, не потому, что оказался безумным, потому, что такова была жестокая логика – или антилогика – его милитаристской системы. Сам новый порядок и его нацистская теория, сам тоталитарный фашистский строй толкал диктатора Гитлера в огненную бездну войны со всем миром, а вместе с ним и Германию.
Глава 2
1934 год. Отто хорошо помнил: тогда же, в один из поздних вечеров, в их загородном, родовом особняке, в кабинете отца, за закрытыми дверями, у него произошёл сложный, но доверительный разговор с ним.
Старый барон Альбрехт Ганс Фридрих фон Дитц, по-домашнему, в халате, расположившись у камина, сказал:
– Отто, мальчик мой, будь добр, присядь и выслушай старика отца. Век мой подходит к концу…
– Отец! – он нервно усмехнулся, ноздри его трепетали. – Ты же знаешь, я не терплю, когда ты заводишь разговор на эту тему…
– Значит, потерпишь! – потребовал вдруг отец. – Не перебивай старость, сынок. Она, как и смерть, неотвратима…с ней не поспоришь. Но сейчас не об этом! Ты молод и жизнь твоя, и карьера – всё впереди. Потому я обязан предостеречь тебя, дать напутствия и сказать то, что должен.
Отто молча, пересёк кабинет, слабо освещённый люстрой с электрическими свечами, и остановился у камина,
– Слушаю тебя, – присаживаясь в кресло напротив, почтительно сказал Отто.
Старик налил ему вина, но не ответил. Потом, продолжая хранить паузу, уставился на рубиновые поленья, потрескивающие в багровой пасти камина.
« Что задумал отец? Какого чёрта тянет? – не понимал он. – Ох, уж мне эти завивы да выходы…в старинном духе. Не как не уймётся…»
Отто пригубил вино и вновь беспокойно спросил себя, зачем он тут. Вдруг поднял голову. Родитель пристально смотрел на него. Его сухое, изборождённое морщинами аристократическое лицо находилось на границе темноты – света камина и это лицо отца – бледная кожа, седые волосы…Красные сосредоточенные глаза, в блестящих зрачках которых, отражались рыжие искры.
– Ладно, время не ждёт, – надтреснуто сказал, наконец, он.
– Тишина эта мне знакома…Она перед бурей. Но скажи, о чём ты думаешь, сын?
– О чём и ты, о « ночи длинных ножей» …Фюрер сделал это…
– Это сделал не Гитлер, – резко отрезал барон. – Да, он глава нации и властитель дум…Но, имел ли он власть над произошедшим? Убеждён, им руководило нечто сильное и дикое…
– Ах, перестань! Умоляю, отец, – с досадой протянул Отто. – Вредная тема, мне надоело слушать эту ересь, когда наш дом полон гостей…Но сейчас мы одни, и, право, я хочу, чтобы ты позабыл о существовании мира духов. Твой спиритизм, признание жизни « духов» умерших и возможность общения с ними через посредство медиумов…в роли коих выступают отпетые шарлатаны и цыганская нечисть…
– Ты мне не веришь? – грозно и требовательно вопросил отец.
Он промолчал, но лишь из такта и уважения к сединам отца.
– Пусть так…Но Богу, ты молишься?
– Причём тут Создатель? – Отто вскинул брови, с нескрываемым удивлением, глядя на отца. – Конечно, да. Но это…совсем другое дело.
– Разве? Без Тьмы нет Света. Без Зла – Добра. Подумай ещё раз, сынок. Вспомни, в чём ты мне признался сам…Ты играл в покер, не так ли? Ставки были высоки, это было в нашем доме, ну, вспоминай! Две-три недели назад. Меня навестили старые друзья из Баварии…Ты играл против некоторых весьма богатых и влиятельных людей.
– Я помню. Баварский министр юстиции Гюртнер с женой, герр полковник Россбах, генерал Зейссер…и что же?
– А помнишь, последнюю сдачу? Я видел, – барон утвердительно кивнул головой, – ты, мальчик мой, закрыл на секунду глаза, ведь так? И только потом взял последнюю карту.
– И?.. – Отто был поставлен в тупик.
– Какому духу, ты, молился тогда?
– Я…я…Ах, вот ты о чем? – Он сдавил подлокотники кресла, словно был на допросе в гестапо, и вдруг рассмеялся. – Сущий пустяк. Я попросил удачу у духа Зигфрида, чтобы он послал мне туза. Но это совсем другое. Прошу прощения, я, один шут, никак не возьму в толк, к чему ты клонишь?