Хроника гениального сыщика
Шрифт:
– Однажды чеченский Ворон прилетел к русскому Соколу и разорил ему гнездо. Обиделся тут русский Сокол, да как кинулся на чеченского Ворона. Стали они биться не на жизнь, а на смерть.
– Скажи на милость? – удивился Калашников.
– Победил Ворон? – гневно свела брови Сажи.
Рябов ловко обогнул грозовую тучу, всю в зигзагах ослепительных молний, произнес почти шепотом:
– Победила любовь.
– Что это значит? – изумилась Сажи.
– А это значит то, милая Сажи, – усмехнулся Рябов, – что русский
– А Ворон? – дрожащим от волнения голосом спросила Сажи.
– А Ворон всем сердцем полюбил Сокола.
– И что было дальше? – с детской завороженностью сглотнул слюну Калашников.
Рябов охотно ответил:
– Они нарожали соколят-воронят и жили долго-долго, счастливо-пресчастливо.
На скуластом лице Сажи изобразилось мучительное раздумье.
– Разворачивайте самолет! – вдруг сказала он. – Летим в Грозный.
Изобретатель Калашников, этот таинственный дедушка, зорко посмотрел на чеченскую барышню, ласково погладил ствол пулемета, сказал загадочно:
– А хочешь, красавица, я расскажу тебе другую сказку?
– Не хочу! – отрезала Сажи. – В Грозный!..
В Грозном все было по-прежнему – чадно, безлюдно, лишь кое-где бегали по кучам щебня черные коты, ощеривая на людей голодные пасти.
Сажи подошла к ямам, где томились тысячи русских пленников и произнесла:
– Встань и иди!
Узники, отбросив ветхие запоры, вышли из ям.
Дед Калашников умилился и теперь, не спрашивая уже разрешения, стал рассказывать свою сказку:
– Высоко-высоко в горах жила чеченская Соколица. Как-то русские соколы попали в силки, а она кинулась и освободила их.
Дедушка заплакал и обнял Сажи:
– Красавица, разреши я стану твоим посаженым отцом?
– Кем?
– Посаженым отцом. То бишь, батей.
– Только, пожалуйста, перестаньте изобретать свои автоматы.
– Обещаю, – смахнул с ресниц слезу виртуоз оружейной промышленности.
– А хочешь, Сажи, я расскажу тебе другую сказку? – вдруг произнес я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
– Довольно баек! – резко остановила мой порыв Сажи. – Убирайтесь, пока я не передумала.
Через полчаса русские пленники на «Черной молнии» взяли старт в Москву.
Рябов, плавно оттягивая штурвал, набрал высоту, вонзился в перистые облака.
Изобретатель Калашников поцеловал фотографию Сажи, положил ее в портмоне, ближе к сердцу. Широко улыбнулся:
– Давайте, друзья, я расскажу вам русскую сказку «Лубяной домик»? Жила-была курочка Ряба в лубяном домике. Рядком бежала лиса…
– Лучше разбирайте и собирайте свою легенду! – оскалился Рябов и резко положил «Черную молнию» в кильватерную струю Москвы.
Глава 39
Девять котов Распутина
В 1916 году Санкт-Петербург потрясли три взрыва в роскошной квартире Гришки Распутина. Без всякой видимой на то причины были разорваны в клочки любимейшие коты старца: Паша, Мурзик и Аврора. Кстати, все коты были абсолютно чёрными.
– Кто же так ловко уничтожает животных прямо в центре Санкт-Петербурга? – взволнованно перешептывались в лощеных салонах.
– Если кому-то напакостил лжесвятой, почему укокошивают именно котов? – справедливо вопрошали другие богатые щеголи и щеголихи.
– Кажется, у меня есть ответ на эти вопросы? – резко произнес инспектор Рябов, открывая мою дверь ударом ноги. И резко же продолжил: – Акушер второго разряда Петр Кусков, надевайте свои пятнистые штаны. Мы выходим!
– Так ведь 1916 год?
– Вы ничего не слыхали о дырах в Сыре Времени?
В тот самый день, отслужив панихиду по невинно убиенным млекопитающим, Григорий Распутин приступил к своим безобразиям с цинизмом особым.
Он укушал три жбана зернистой паюсной икры, запив все это двойкой-тройкой хрустальных кубков столового вина № 21 (в просторечии, водкой). Кривым пальцем накрутил номер Столыпина (231 доб. АБ). Юродствуя, стал бубнить в трубку:
– Столыпушка! Ась?.. Что же ты на панихидушку по моим котяточкам не пришел? Брезгуешь, родненький? Чаво?!
На том конце провода напряженно молчали.
Земельный реформатор, опасаясь за судьбу бескрайней России, опасался злить всемогущего старца-ломаку.
Мы, то есть я, акушер Кусков, и сыщик Рябов, стремительно неслись по гранитной набережной Невы с ее почти (если за скобки вывести ублюдка Распутина!) державным течением.
– Петя, – неожиданно резко спросил меня Рябов, – вы никогда не задумывались, почему именно три кота были взорваны тротиловыми шашками?
– Есть какая-то глубокая символика в этой цифре? – ответно спросил я.
Детектив скосил на меня огромный глаз.
– Три кота мертвы, значит, шесть еще живы. Догоняете?
– Их взорвут сегодня? – озарило меня.
– Прибавьте шаг! – сквозь зубы приказал мне Рябов.
Продолжая вакхический вечер, лжестарец вызвал по интим-телефону (999-222-666, оплата только за звонок, sic!) девушку-таитянку и безжалостно раздевал ее.
– А таперича чаво на тебе осталось, белобокая? – пуская слюну сладострастия, лепетал Гришка. – Ничаво? Как ничаво? А корсетик, буренушка моя? На тобэ пока? Ну, скидывая тодысь и корсетик тот!..
В комнату старца то забегали, то выбегали шесть до бульдожьего состояния раскормленных чёрных котов, носящие модные в то время клички: Белка, Стрелка, Радий, Кадмий, Плутоний и Тротилий.