Хроника лишних веков
Шрифт:
– В Великой степи родился сын, - продекламировал юноша бледный, - но амазонка Кикнейя не стала его убивать, что полагалось делать в том народе со всеми отпрысками мужского пола. Она положила его в лодку-долбленку и пустила в воды Понта.
"В Черное море, значит...
– сообразил я.
– Знал бы об этом Нестор-летописец! Гладишь, и нашим князьям немного древней крови перепало".
– Теогония началась - и это главное, - свернул Демарат "свиток" с еще непросохшими строками новой придворной легенды.
– Заметь, гипербореец, так варвар вступает в рощи великих богов.
Собрание немножко потупилось,
Вслед за юношей бледным, певцом Аттилолиса, гипостратег представил мне двух философов эпикурейского согласия.
Они бродили себе бродили по городам и весям Империи и наконец подобрали свой идеал свободы-равенства-братства на пыльной дороге, среди полей и табунов.
Оба слабо отпечатались в моей памяти, они говорили-говорили, их постный и жиденький пафос свободы не трогал никого, даже юношу бледного.
Демарат подмигивал мне и поднимал палец с перстнем. К этой минуте он успел повалить набок второй штофный кувшин и светился весь, как спиртовой фонарь.
Мое внимание все больше привлекал бесстрастный и очень высокий человек, сидевший по-азатски. Сидя так, он возвышался над всеми нами - не только благодаря своему росту, но и благодаря темному, очень спокойному взгляду, и - улыбке, глубокой, проникавшей, как мне чудилось, до дна смыслов и душевных стихий. Он был чисто выбрит, волосом тёмен, очень коротко стрижен... вероятно, брит наголо не более месяца назад. Маленькой была его голова и при этом - очень правильной и очень круглой, и все на этой голове было вылеплено правильно, не считая полноватых и немного выпячивавшихся губ, пунцовых, налитых. Одеяние тоже привлекало взгляд: бесцветное, широкое и будто бы тщательно накрахмаленное. Некое подобие огромного конусовидного воротника краями упруго свисало с его плеч - и казалось, что человек тяжело окрылён.
Подошла и его очередь.
– Ладогиос, - объявил его выход Демарат.
– Манихей. От Парфии до Лузитании известно его имя... Скажи свое слово, величественный Ладогиос. Расскажи, какими напастями грозишь ты обоим римским тронам - Равенны и Константинополя.
Ладогиос красиво повел крыльями и заговорил также красиво. Я слушал его звучный голос с удовольствием, но и с предубеждением, что не услышу ничего нового. Скандал манихейской легенды был мне известен: Христос явился Адаму и Еве в образе змия и сумел контрабандой, в яблочной кожуре, просунуть им в их мир-тюрьму знание о добре и зле, потребное для борьбы с дьяволом-демиургом, тем самым демиургом, который, строя из себя доброго бородатого деда, создал весь этот никчемный материальный мир, а потом украл светлые души человеческие и загнал их, себе на забаву, в самую глубь и тьму материи. Таков был общий диагноз. Потом шла рецептура: извлечься душам на свет Божий невозможно иначе, как всеми силами уничтожая кругом материю и плоть - в ведении и не в ведении, во дни и в ночи, ныне и присно и во веки веков... Камень разбей в прах, праху не дай осесть на грешную землю.
И наконец Ладогиос пронял меня: всеобщая и нескончаемая война всех против всех до полного распыления на молекулы - вот единственный путь освобождения света из темной плоти и путь спасения душ.... Гунны, гунны - лучший греческий огонь, водой не зальешь, ветром не задуешь.
О, эти речи, этот пафос - все это
И вот помню мысль:
"Да, этот мог бы... этот мог бы привести на небеса черт знает каких бандитов".
Но я не помню в себе сколько-нибудь ясной злобы, ненависти к этому осанистому и даже доброму взглядом разрушителю.
Но.
Но... еще труднее теперь вспоминать страшную молниеносную боль... Будто глаза выдернули из орбит.
Вспышка - и чернильное пятно, фосфоресцируя разными красками, растеклось в моем сознании.
Потом я определил, что опрокинут навзничь и слышу крики ужаса, панический звон блюд и команду Демарата: "Туши, болван!"
Кусок гладкой материи нестерпимо долго тянулся через мое лицо.
Я попробовал подняться, но не смог.
– Здесь! Здесь плечо!
– крикнул мне в ухо Демарат и сильно, умело вздернул меня на ноги.
Я тужился идти сам, но сумел лишь бессильно перебирать ногами по какому-то вязкому облаку, уплывавшему назад. Снова по моей физиономии будто бы тяжелый занавес поехал вверх и, кончившись, открыл мне живой, крепкий воздух.
Зрение вернулось, силы вернулись. Я отпустил плечо Демарата, но он тут же цепко ухватил меня за локоть. Я увидел его лицо, окруженное ночной тьмой, обагренное близким пламенем и зловеще-триумфальной ухмылкой.
Я повернулся к пламени. В черноте ночи шатер пылал, взмахивая горящими крыльями, роняя их на землю. Гунны бегали вокруг, весело рыча и цепляя длинными крюками охваченные огнем лохмотья. Наконец вцепились дружно, качнули, дернули - и все рухнуло, вздувшись и разметавшись в стороны поземками искр.
– Где они?
– бесчувственно спросил я.
Демарат захохотал и затряс меня, как куклу, крепко держа за локоть.
– Где?! Куда им деваться?!
– воодушевленно хрипел он.
– Поэт сбежал... Не знаю. Улепетнул, как заяц. Завтра поищем, может, найдется.
Он снова захлебнулся смехом. Я пытался вырваться из этой, передававшейся от него трясучки - но куда там, он держал меня, как железной клешней.
– Но, думаю, не отыщем, - предположил он.
– Эпикурейцы где-то здесь. Видел... Точь-в-точь паленые куры... А остальные... эти... которые самые зловредные маги... эти - пш-ш-ш!
Он показал пальцами этот роковой "пшик" и вновь закатился смехом.
Меня стало знобить.
– Мы спасли небеса, гипербореец!
– И мутные слезы текли из глаз гипостратега.
– Я тебе обещал, что помогу найти виновников. Мое слово верно.
Из тьмы передо мной появился вождь Орест. Он был спокоен, улыбку придерживал одним левым уголком губ.
– Полагаю, ты вовремя вспомнил повеление своих богов, гипербореец, - сказал он.
Я только смотрел на него и ничего не отвечал.
– И полагаю, тебе лучше всего уехать завтра, - ответил он на мое молчание.
Лишь на последнем слове я заметил у него во взгляде - кажется, в одном левом глазу - студенистую, да, студенистую капельку страха.
– Завтра... Орест, завтра!
– воскликнул все еще довольный собой Демарат.
– А ныне еще нужно выпить за спасение небес.