Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
Рахманов вдруг почувствовал боль в левой ноге. Попробовал пошевелить ею — нога не подчинялась. Подумал обернуться, посмотреть, что с ней, да нельзя разжать пальцы, отпустить пулемет — немцы прорвутся на огневую позицию батареи. Новая резкая боль в ноге, теперь уже в правой. Словно кто-то уколол ее. Попытался приподнять ее — не хватило сил. А пулемет все дергался в его руках, но бил он уже в одну точку, не причиняя вреда фашистам.
Краснофлотец мигом соскочил в дот.
— Командир… старший сержант…
Серебрянский не дослушал, выскочил наверх. Краснофлотец побежал за ним. Рахманов неподвижно лежал за пулеметом.
— Друг, живой?! — приподнял его голову Серебрянский. Рахманов с трудом открыл глаза, сухими, потрескавшимися губами прошептал:
— Командуй сам… Я… немцы… — и потерял сознание.
— В дот его, — приказал Серебрянский испуганному краснофлотцу. Тот подхватил обмякшее тело Рахманова и потащил вниз. Серебрянский лег за пулемет, огляделся. Немецкие автоматчики были уже в проходе проволочного заграждения. Он прильнул к прицелу и нажал гашетку…
Краснофлотец Дуров едва успевал заряжать пустые круглые диски от ручного пулемета и подавать их старшине батареи. Антонов вел прицельный огонь вдоль дороги на Эммасте, откуда то и дело бросались в атаку гитлеровские десантники. Из соседней амбразуры стрелял кок Пустынников.
Из-за кустов высыпала на дорогу группа автоматчиков. Антонов поймал на мушку бегущего впереди офицера и дал короткую очередь. Офицер неуклюже взмахнул руками и рухнул на землю. Остальные попятились в кусты.
— Готов! — выкрикнул Пустынников. — Не будешь лезть вперед!
Он знал, что никто так точно не стреляет на батарее, как Антонов. Недаром сержант на всех соревнованиях по стрельбе всегда брал первое место.
В дверь дота постучали. Краснофлотцы насторожились: неужели их сумели обойти с тыла? Стук повторился.
— Наши, — сказал Антонов. — Открывайте дверь.
В дот вошел Паршаев. За ним втиснулся и сопровождающий его краснофлотец.
— Ну, как тут у вас дела? — спросил Паршаев.
— Бьем фашистов, товарищ старший политрук, — ответил Антонов, не отрывая взгляда от дороги.
Паршаев подошел к амбразуре:
— Откуда они наступают?
Антонов не успел ответить: на дороге появились немцы. Антонов стрелял короткими очередями, и каждый раз один из автоматчиков падал на землю. Кончился диск. Он вынул его и взял у Дурова новый, набитый патронами. Снова застучал пулемет.
— Так вот где они прячутся, — проговорил Паршаев.
Ровная поляна, шириной метров пятьдесят, с дота хорошо простреливалась. Но если ее пройти, то можно будет укрыться за леском, и тогда противника из дота не достать.
Зазвонил полевой телефон. Дуров ваял трубку.
— Да… Вас, товарищ старший политрук, — передал он трубку Паршаеву. По тому, как побелело лицо военкома, Антонов понял: произошло что-то непоправимое.
— Фашисты прорвались с центра к третьему орудию. Я туда…
Он схватил автомат и выбежал с краснофлотцем из дота. Почти сразу же перед амбразурами со свистом начали рваться мины.
— Подготовка к атаке. Закончат обстрел — пойдут, — сказал Антонов. — Патронов потребуется много. Дуров, сколько их еще там у нас? — оторвался он от амбразуры.
— Два ящика.
— Мало. И у других, наверное, не больше. Вот что, давай-ка за патронами к сержанту Попову. Забирай, что осталось.
— Есть! — бросился к двери Дуров, но Антонов его удержал:
— Куда под мины? Пережди обстрел.
Минут десять немецкие минометчики добросовестно обстреливали дот Антонова, потом перенесли огонь в центр огневой позиции.
— Я пошел, — взял винтовку Дуров и выскочил из дота. Переползая неглубокие воронки от мин по-пластунски, он быстро достиг леса. Сзади затрещал ручной пулемет. «Значит, фашисты опять в атаку пошли», — решил он. В узкой полосе невысокого леса, которая тянулась перед фронтом батареи ближе к проливу, было сравнительно безопасно. Пули сюда не залетали. Лишь иногда в кустах рвались мины, со свистом разбрасывая осколки. Дуров побежал по тропе в сторону командного пункта, возле которого оставил повозку с пустыми термосами из-под чал. Лошадь оказалась на месте. Она стояла привязанная к сосенке, как и оставил ее Дуров. Спина лошади вздрагивала, когда доносился взрыв мины.
— Жива, старушка! — обрадовался Дуров. Лошадь повернула голову, увидела хозяина, заржала. Дуров отвязал уздечку, сбросил с повозки пустые термосы.
— Но-о, милая! Поехали!..
Сержант Попов был немало удивлен, когда к нему в центральный погреб влетел повозочный.
— Давайте быстрее патроны! Все, что есть!
— Как ты их доставишь? — показал Попов на штабеля ящиков.
— А у меня повозка.
Вдвоем они быстро перетаскали ящики с патронами на повозку, и Дуров погнал лошадь. Сначала он решил доставить патроны в самый дальний дот Рахманову. Но подъехать близко к доту не удалось. Он оставил повозку в лесу, взял в обе руки по ящику и из воронки в воронку пополз к травянистому бугорку, из которого то и дело раздавалась стрельба. Тяжелые ящики мешали ползти. Измученный, мокрый от пота, Дуров наконец подполз к доту, постучал в дверь.
— Кто? — послышалось за дверью.
— Патроны привез…
Дверь распахнулась, на пороге стоял Серебрянский.
— Вот спасибо, дружище! — Серебрянский обнял Дурова. — В самое время!
Дуров увидел на полу Рахманова, обе ноги старшего сержанта были перебинтованы.
Вернувшись к повозке, Дуров погнал лошадь по лесной тропе к доту Антонова. По пути он останавливался и тащил ящики с патронами в дзоты и окопы. С последними двумя ящиками он подкатил к опушке леса, за которой уже виднелась крыша дота. Неожиданно откуда-то простучала автоматная очередь. Лошадь вдруг, точно споткнувшись, упала на передние ноги, потом повалилась на бок и захрипела.
Дуров огляделся — немцев нигде не было видно. Стащил с повозки два ящика патронов и пополз. До дота оставалось уже метров двадцать, когда перед глазами с нудным посвистом вспыхнули султанчики взрыхленной земли. Дуров потянул правой рукой ящик — рука не подчинялась ему. Новый каскад султанчиков вырос сбоку от него. В ушах эхом отозвалась приглушенная автоматная очередь, и все стихло…
В боковую амбразуру Пустынников видел, как повозочный уткнулся в землю лицом.
— Дуров там… лежит… Разрешите, товарищ старшина? Я сейчас, — шагнул Пустынников к двери, но грозный окрик Антонова остановил его.