Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
— Там же мой друг! — с отчаянием в голосе выкрикнул Пустынников.
— Назад! — приказал Антонов.
Глаза его обшаривали поляну в надежде засечь немецких автоматчиков. Ясно, что они стреляли по Дурову. Но где же они засели? Скорее всего за тем бугорком, что копной возвышался слева от дота. Ведь от леса до него можно доползти незамеченным. И действительно, над бугорком вскоре повис жидкий дымок: простучала автоматная очередь. Антонов навел ручной пулемет на вершину бугорка и нажал на спусковой крючок…
— Давай теперь, — махнул он рукой коку.
Пустынников прыжками добрался до краснофлотца
— Друже… Как же так? А?! Как же так? Друг… — Пустынникова душили слезы.
— Скорее в дот! Немцы в атаку пошли! — позвали его из дота.
Немцы наступали вдоль дороги. С криками, стреляя из автоматов на ходу, они лавиной устремились на дот.
— По фашистам — огонь! — скомандовал Антонов и дал из пулемета длинную очередь. Пустынников стрелял из винтовки. Он видел, как падали немецкие автоматчики, но оставшиеся в живых упорно приближались к доту. Расстояние быстро сокращалось. Уже можно было отчетливо видеть разгоряченные лица солдат. Передние десантники начали забрасывать дот гранатами. Перед глазами Пустынникова, прямо перед амбразурой, мелькнула желтая вспышка от разрыва гранаты. В следующее мгновение щеки его точно обожгло кипятком, стало темно. Он схватился руками за лицо и со стоном повалился на пол. Пальцы почувствовали липкую теплую кровь…
— Заменить Пустынникова! — услышал он сквозь трескотню пулемета и винтовок далекий голос старшины батареи и словно полетел в бездонную пропасть…
Молодой краснофлотец встал к амбразуре вместо кока. Защитники дота усилили огонь, прижимая наступавших фашистов к земле.
С командного пункта командир батареи поддерживал связь с дотами и орудиями по телефону. Первой оборвалась связь с правофланговым дотом старшего сержанта Рахманова. Спустя полчаса уже не ответил левофланговый дот старшины батареи сержанта Антонова. И лишь с дзотов огневой позиции еще отвечал старший политрук Паршаев, отбивая атаки врагов.
— Продержись до темноты, — просил его Катаев. — Недолго осталось.
Что будет ночью, старший лейтенант не знал. Конечно, немцы не успокоятся, пока не ликвидируют у себя в тылу 44-ю батарею. Ждать же помощи неоткуда: противник наступает по всему южному побережью острова. Возможно, темнота заставит вражеских солдат отказаться от штурма батареи до утра. За это время можно будет собрать оставшихся батарейцев в единый кулак и попытаться выстоять хотя бы еще один день.
— Самолеты… курсом на батарею! — отвлек от размышления Катаева доклад с дальномера. Он заглянул в амбразуру: со стороны Саремы на небольшой высоте летели шесть «мессершмиттов». На бреющем полете они пронеслись над батареей, поливая позицию огнем из пушек и пулеметов. Последние два самолета сбросили бомбы.
Катаев позвал радиста Соколова.
— Передайте в штаб… — Он посмотрел на часы: — Семнадцать сорок. Окружены. Противник у проволочного заграждения. Веду бой. Подвергаюсь обстрелу. Бомбит авиация. Коды сжигаю. Давайте открыто…
Соколов записал на бланк текст, посмотрел на командира.
— Выполняйте.
— А коды?!
— В радиограмме
Радист спустился в радиорубку. Катаев вертел ручку полевого телефона, пытаясь вызвать Паршаева. Военком батареи не отвечал.
— Линия повреждена, — подсказал телефонист.
Катаев хотел было послать его исправить повреждение, но самолеты, сделав круг, вновь пошли на батарею. Над огневой позицией стоял сплошной рев самолетов, перекрываемый взрывами бомб, грохотом пушек и трескотней пулеметов. Изрытая земля стонала под ударами врага. Вспыхивали оставшиеся кое-где деревянные постройки, дымил лес.
Наступал вечер. Облака, сплошь покрывшие небо, почернели. Их взлохмаченные края, казалось, вот-вот упадут на землю. Северный ветер, холодный и влажный, раскачивал голые вершины осеннего леса и гнал над ними дымы с пожарищ на Сарему, берег которой уже растворился в темноте. Серая поверхность пролива Соэла-Вяйн бугрилась вдали, посылая шеренги бесконечных ленивых волн на юг, к невидимому острову. Накрапывал дождь. Огромные капли стучали в разбитые стекла амбразур командного пункта, мелкие брызги залетали в боевую рубку. Самолеты улетели на Сарему. На какое-то время над батареей воцарилась тишина. Потом завыли мины, заговорили пулеметы. Фашистские солдаты вновь пошли на штурм батареи, намереваясь в сумерках покончить с окруженным гарнизоном.
— Исправляйте линию! — приказал Катаев телефонисту, и тот кубарем скатился по трапу на землю.
В боевую рубку поднялся радист. Он протянул командиру батареи радиограмму:
— Из штаба.
Катаев посмотрел текст, бережно сложил лист и засунул в карман кителя.
— Приказано орудия взорвать и пробиваться на полуостров Тахкуна…
Он вызвал к себе дальномерщика:
— Найдите старшего политрука Паршаева. Он где-то в районе огневой позиции… И передайте: орудия немедленно взорвать! После всем собраться у КП. Отсюда пойдем на прорыв. Все ясно?
— Ясно, товарищ командир!
— Мигом!
Низкие облака грозовыми тучами проплывали над батареей, краями задевая черную кромку леса. Растворился в сумерках пролив Соэла-Вяйн, исчезла разбитая в щепки пристань Сыру. С командного пункта еще просматривалось начало извилистой тропы, ведущей на огневую позицию. Командир батареи нетерпеливо глядел на нее, ожидая возвращения телефониста или дальномерщика. Прошло уже много времени, но ни того, ни другого не было. Наконец Катаеву показалось, что кто-то идет: от кустов мелькнула одна тень, другая. В ту же секунду автоматная очередь заставила его отпрянуть от амбразуры: на пол к ногам посыпались разбитые пулями осколки стекла. Затрещали автоматы слева и справа. Катаев распластался на полу, укрываясь за толстыми стенками боевой рубки.
— Закрыть дверь! Задраить люки! — крикнул он краснофлотцам. — Нас окружили…
Стрельба немецких автоматчиков усилилась, с посвистом влетали в амбразуры пули, впиваясь в стену.
— Соколов! — позвал Катаев радиста. — Передавай в штаб: кончаю связь с вами. Катаев…
— Есть! — ответил радист.
— Рации уничтожить — и за оружие.
Радист спустился в радиорубку. Катаев проводил его взглядом, тяжело вздохнул. Выхватил две гранаты и со злостью метнул их в амбразуры. Автоматы на минуту замолчали, потом затрещали вновь.