Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
Прорыв удался. Батарейцы во главе с военкомом пробились по берегу моря на 26-ю береговую батарею. С собой они вывели и раненых. Немцы вновь сомкнули кольцо вокруг 316-й батареи. Краснофлотцы вынуждены были уйти в подземные блоки башен. Немецкие солдаты ринулись следом. Завязался бой под землей.
— Отступай в глубину, — скомандовал Никифоров. Он надеялся, что немцы, боясь подземной темноты, не пойдут дальше, но в руках гитлеровцев появились ручные электрические фонари. Колючие лучи ощупывали серые стены, загоняли батарейцев в тупик. Все реже и реже отстреливались краснофлотцы — кончались патроны. Отступать уже было некуда: выход
— Живыми не сдаваться! — крикнул Никифоров и выстрелил из пистолета в сторону лучей.
Гитлеровцы осторожно подошли к левому бункеру. В лучах света они увидели семерых краснофлотцев, прижавшихся к бетонной стене.
— Бросай винтовка! Сдафайс! — потребовал унтер-офицер. Узкий лучик своего карманного фонаря он переводил с лица одного краснофлотца на другого, точно считал их. — Шнелль-шнелль! Поднимай рука!
Вперед выступил рослый краснофлотец. В руке у него была зажата граната…
Никифоров услышал подземный взрыв. В это время он находился над патерной и отступал к командному пункту. Его бойцам удалось разобрать полузаваленный люк, через который они и выбрались на поверхность.
Возле КП уже шел бой. Федоровский с бойцами отбивали атаки врага. Поодаль держали оборону автоматчики Суздаля. С подходом группы батарейцев Никифорова тяжелое положение защитников КП несколько облегчилось, но ненадолго. Немцы подтянули станковые пулеметы и перекрестным огнем начали обстрел небольшой площади, занятой моонзундцами. Никифоров надеялся, что хоть с темнотой придет облегчение батарейцам, однако противник не давал им покоя и ночью: над КП висели белые ракеты. Лишь далеко за полночь ослаб пулеметный огонь противника. Реже стали гореть в воздухе и ракеты. К этому времени у автоматчиков Суздаля не осталось ни одного патрона. Кончался боезапас и у других бойцов. Никифоров приказал небольшими группами выходить из кольца и пробиваться к маяку Тахкуна.
— Иначе утром они нас все равно возьмут, — сказал он Федоровскому.
— Но всем ведь не удастся выйти! — вырвалось у лейтенанта. — Кто-то должен остаться здесь, Алексей Александрович. Отвлечь на себя немцев.
— Останутся, — согласился Никифоров.
— Разрешите мне? — попросил Федоровский. — У меня нога…
Никифоров недоверчиво покачал головой:
— Не-ет. Это моя батарея. И, как командир, я останусь на ней до конца…
Федоровский уходил одним из последних. В его группу входили восемь краснофлотцев.
— Ишь ведь как получилось, комсорг! Первыми мы с вами пришли на батарею, последними уйдем, — услышал он разговор Никифорова с Сабельниковым. Что ответил командиру комсорг батареи, Федоровский не разобрал — пулеметная очередь заглушила голоса.
…В ночь на 21 октября артиллеристы 26-й береговой батареи уничтожили то, что еще уцелело после подрыва орудий. Они подожгли камбуз, казарму и продовольственный склад. С нетерпением ждали утра, чтобы вновь попытаться переправиться на катера, которые стояли в море. Вечером батарейцы вместе с красноармейцами из 33-го инженерного батальона попробовали на бревнах, досках и наспех сколоченных плотах вплавь добраться до катеров, но волны отбрасывали моонзундцев обратно на берег. Часть бойцов погибла в ледяной воде.
Утро наступило холодное и серое. Грязноватая дымка медленно отступала на север, открывая для взора
К группе подошел капитан Морозов.
— Катера вернутся вечером, — сказал он. — Днем их прямой наводкой могут расстрелять немецкие орудия. Сейчас занять оборону и держаться до ночи! — В голосе командира 33-го инженерного батальона было столько уверенности и твердости, что бойцы сразу же прониклись к нему доверием.
С командирами орудий и отделений Морозов распределил участки обороны. Батарейцы направились на огневую позицию, а строители расположились у бетонного завода, на котором приходилось им работать при сооружении батарей на Хиуме.
— Как орудия? — спросил Морозов у младшего сержанта Селиванова.
— Взорваны.
— Но стволы остались?!
— Остались, — неуверенно ответил Селиванов. — Покалечены они.
— Не имеет значения. Лишь бы глядели в сторону немцев.
— Понял вас, товарищ капитан! — догадался Селиванов.
Его расчет занял оборону в развалинах орудийного дворика. Лишь своего установщика прицела и целика краснофлотца Федорова с ручным пулеметом он выдвинул далеко вперед, дав ему в помощь трех артиллеристов.
— Продержаться до вечера любой ценой, — наказал он краснофлотцам. — А когда придут катера — сообщим.
Федоров занял оборону в старой пулеметной ячейке, возле огневой позиции, где до войны не раз бывал в секрете. Установил на бруствере пулемет, осмотрел небольшую открытую поляну, за которой в сосновом лесу прятались немцы, показал места для боя своим помощникам. Рядом стояла землянка, и батарейцы укрылись от минометного обстрела, оставив в ячейке наблюдателя.
Обстрел противником огневой позиции из минометов и пушек продолжался до полудня. К удивлению моонзундцев, немцы не предпринимали ни одной атаки. Как и рассчитывал Морозов, они боялись огня 26-й береговой батареи, три орудийных ствола которой были направлены на них. Во второй половине дня гитлеровцы наконец догадались, что у моряков не осталось ни одного снаряда. Одновременно с трех сторон они атаковали маленький гарнизон, прижатый к воде.
Федоров первым открыл огонь из своего ручного пулемета по высыпавшим из леса гитлеровцам. На таком небольшом расстоянии трудно было промахнуться; короткие очереди, точно по команде, клали немецких солдат на землю. Послышалась стрельба в районе бетонного завода, где оборонялись строители капитана Морозова. Гитлеровцы, не ожидая такого плотного огня, залегли. Они не хотели рисковать, зная, что окруженному малочисленному гарнизону не вырваться больше из огненного кольца. Стрельба медленно нарастала, временами сливаясь в сплошной дробный гул, и уже не прекращалась до вечера. Федоров стрелял из пулемета не торопясь, тщательно прицеливался, точно был на полигоне, а не в последнем бою. Он берег патроны, да и ствол не выдерживал перегрева. Куча пустых черных дисков валялась на дне ячейки. Набивать их уже было нечем. Его помощник бережно положил на бруствер диск, со вздохом предупредил: