Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра
Шрифт:
Раскрыв сверток, я узнал обложку книги. То была «Риторика и логика» – книга, по которой Бен учил меня спорить. Из всей его скромной библиотечки в десяток книжек эта была единственная, которую я не прочел от корки до корки. Я ее терпеть не мог.
Раскрыв книгу, я увидел на внутренней стороне обложки надпись. Надпись гласила:
«Квоут!
Покажи себя в университете как следует. Сделай так, чтобы я мог тобой гордиться.
Помни песню твоего отца. Берегись глупости!
Твой друг
Абенти».
Мы с Беном никогда не обсуждали
Откровенно говоря, эта мысль меня ужасала. Каково это – жить все время на одном месте, не один вечер, не оборот, а месяцы и годы? Не выступать на сцене. Не кувыркаться с Трипом, не играть избалованного господского сынка в «Трех пенни за желание»? Не ездить в фургоне? Не иметь того, с кем можно спеть?
Я никогда не говорил об этом вслух, но Бен, видно, догадался. Я перечитал его послание, немного поплакал и обещал ему, что сделаю все возможное.
Глава 16
Надежда
В ближайшие несколько месяцев родители делали все, что было в их силах, чтобы заштопать дыру, оставшуюся после ухода Бена, привлекая других членов труппы, чтобы те заставляли меня с пользой проводить время и не давали хандрить.
Понимаете, в труппе возраст не имеет особого значения. Если у тебя хватает сил запрягать лошадей – будешь запрягать лошадей. Если твои руки достаточно проворны – будешь жонглировать. Если ты чисто выбрит и влезаешь в платье – будешь играть леди Рейтиэль в «Свинопасе и соловье». В общем и целом все было просто.
Поэтому Трип учил меня острить и кувыркаться. Шанди показывала мне бальные танцы полудюжины разных стран. Терен смерил меня мечом и решил, что я уже дорос до того, чтобы обучаться азам мечного боя. Он подчеркнул, что для настоящего боя этого будет мало. Однако достаточно, чтобы изображать поединки на сцене.
В это время года дороги были хорошие, так что мы чудесно проводили время, путешествуя через Содружество на север. Мы преодолевали по пятнадцать-двадцать миль каждый день, разыскивая городки, где мы еще не выступали. Теперь, когда Бен нас оставил, я чаще ехал с отцом, и отец принялся как следует учить меня актерскому мастерству.
Разумеется, многое я уже и так знал. Но это я все так, по верхам нахватался. А теперь отец взялся систематически обучать меня подлинной механике нашего ремесла. Как с помощью мельчайших изменений тона или позы изобразить олуха, хитреца, дурака.
И, наконец, мать принялась учить меня вести себя в приличном обществе. Кое-что я уже знал благодаря нашим нечастым визитам к барону Грейфеллоу и был уверен, будто я и без того веду себя достаточно прилично, так что мне вовсе ни к чему зазубривать правильные формы обращения, учиться вести себя за столом и разбирать хитросплетения титулов. В конце концов, именно так я матери и сказал.
– Да кому какая разница, что модеганский виконт знатней винтасского боевого тана? – возмутился я. – И кого волнует, что один из них «ваша милость», а другой «милорд»?
– Их самих, – твердо ответила мать. – Если тебе придется перед ними выступать, тебе надо будет вести себя достойно и не попадать локтем в суп.
– А вот папе все равно, какой вилкой что едят и какой из ихних титулов важнее! – буркнул я.
Мать нахмурилась, глаза у нее сузились.
– Из их титулов, – нехотя поправился я.
– Твой папа знает куда больше, чем показывает, – сказала мать. – А то, чего он не знает, папа успешно обходит благодаря своему непревзойденному обаянию. Так и перебивается.
Она взяла меня за подбородок и развернула лицом к себе. Глаза у нее были зеленые, с золотым колечком вокруг зрачка.
– Так ты хочешь перебиваться? Или ты хочешь, чтобы я тобой гордилась?
Ответ на это мог быть только один. А когда я взялся за дело всерьез, оказалось, что это просто очередная разновидность актерской игры. Еще одна пьеса. Мать даже сочиняла стишки, чтобы мне было проще запоминать самые головоломные подробности этикета. И мы вместе сочинили непристойную песенку под названием «Понтифик ниже королевы». Мы хохотали над ней целый месяц кряду, и мать строго-настрого запретила мне петь ее при отце, чтобы он ненароком не сыграл ее при ком-нибудь не том и не втравил нас в серьезные неприятности.
– Дерево! – донеслось от головы колонны. – Триобхватный дуб!
Отец прервал на середине монолог, который он мне читал, и испустил раздраженный вздох.
– Ну все, приехали! – проворчал он, взглянув на небо.
– Что, останавливаемся? – спросила мать изнутри фургона.
– Опять дерево поперек дороги, – объяснил я.
– Ну что это такое! – возмущался отец, заворачивая фургон на поляну у дороги. – Это королевский тракт или что? Можно подумать, кроме нас, по нему никто не ездит! Сколько дней миновало после бури? Два оборота?
– Да нет, – сказал я. – Всего шестнадцать дней.
– А поперек дороги до сих пор деревья валяются! Лично я намерен отправлять консулам счет за каждое дерево, которое нам приходится пилить и убирать с дороги. Мы из-за этого задерживаемся на добрых три часа!
Фургон остановился, отец спрыгнул на землю.
– А по-моему, это кстати, – сказала мать, выходя из-за фургона. – Хоть горяченького отведаем! – она многозначительно взглянула на отца и добавила: – На ужин. А то так надоело по вечерам куски перехватывать! Хочется, знаешь ли, чего-то большего…
Отец заметно смягчился.
– Ну ладно, что уж там… – сказал он.
– Милый! – окликнула меня мать. – Ты не мог бы набрать дикого шалфею, а?
– Ну, я не знаю… А он тут растет? – сказал я с должной неуверенностью в голосе.
– Ну, поискать-то можно, – рассудительно сказала она. И краем глаза посмотрела на отца. – Если найдешь, смотри, набери побольше! Засушим на потом.
На самом деле, найду ли я то, за чем меня послали, или нет, обычно особого значения не имело.
Я имел обыкновение по вечерам уходить от труппы. Как правило, меня отсылали с каким-нибудь поручением, пока родители готовили ужин. Но это был просто повод побыть наедине. В пути уединение найти не так-то просто, и родители нуждались в нем не менее, чем я. Так что они были вовсе не против, если я на целый час уходил за охапкой хвороста. Ну а если к тому времени, как я возвращался, ужин готовить еще и не начинали, это же только справедливо, верно?