Хроники Братства Путников
Шрифт:
«Ты в ловушке времени», – вновь звучал голос в его голове, но теперь он знал, что являлось его источником. – «Но теперь ты знаешь об этом, и она начинает разрушаться». Георгий мог только завороженно наблюдать со стороны за всеми своими боями, проистекавшими перед ним последовательно и, вместе с тем, одновременно. Не спрашивайте меня, как это возможно, но так было. Понимание того, что все это время он был пленником пространственно-временной петли, могло свести его с ума, но голос Гайвы каждый раз возвращал его к действительности: «Мне нужна твоя помощь и согласие. Ты хочешь закончить тот бой?» Мужчина закрыл глаза, чтобы не видеть мелькавшего за бортом самолета расползавшегося по швам мира.
«Да», – еле слышно проговорил он.
«Я могу помочь тебе увидеть то место в этой петле, где она замыкается, но разорвать ее – только в твоих силах».
«Зачем ты помогаешь мне?» – Георгий задал вопрос голосу молодой девушки в своей голове.
«Не время задавать вопросы. Так надо. Делай!»
Георгий отстранился от маленького круглого окошка и потянулся к своему месту, но там он к своему удивлению обнаружил никого иного, как самого себя, – одну из множества своих собственных проекций, проявившуюся из спутанных друг с другом петель. Пока он пытался завладеть пулеметом, другая его часть, сжав рукоятки, с ожесточенным лицом, полным ненависти и страха, отстреливалась от кружившего рядом врага. Его проекции двоились и троились в его глазах, и, как он ни старался отстранить их, его руки проходили сквозь едва ощутимое уплотнение воздуха его собственного, но чужого тела, не оказывая на них никакого воздействия. Схватившись за нож, он попытался прервать свое собственное сопротивление, уничтожив часть себя, но его острое лезвие проходило вдоль нитей и волокон ставшей осязаемой петли, не причиняя никому вреда. Георгий чувствовал, что сам начинает растворяться и исчезать из той реальности, в которой его действия не были прописаны задуманным кем-то сценарием. Отбросив исчезнувший в темноте клинок, Георгий порывисто выдохнул и, зажмурившись, вполз на свое место. Он почувствовал, как все его отслоившиеся части, как к магниту устремились в него, соединяясь с ним и делая его руки неподъемными. Вернувшись в предусмотренный проектировщиком петли сценарий, он вновь схватился за орудие. Преодолевая сопротивление, стремившееся уничтожить ту часть его сознания, что начинала бороться за выход из ловушки, Георгий с усилием перевел дуло пулемета в сторону от самолета противника и одной продолжительной очередью разрядил все патроны. Не зная, чего ожидать, он потянулся за спинку сиденья, но там не было ничего, кроме пустоты. Вдруг через заиндевевшее стекло своей кабинки он увидел, как прямо на него через снежную мглу надвигался, разрывая воздух лопастями своего винта, вражеский самолет. У него не было ни времени, ни сил, чтобы испугаться, но на какое-то мгновение в его мысли закралось сомнение: а вдруг этот внутренний голос – это всего лишь выдумка, плод его собственного воображения и уставшего мозга, мираж, галлюцинация или, что еще хуже, – воздействие врага, хитроумная пропаганда, цель которой – заставить его сдаться, сложить оружие, покинуть поле боя. Все эти мысли едва успели пролететь в его голове, как двигатель его самолета был изрешечен пулями. Очутившись в тишине заглохшего мотора, заполненной запахом льющегося из пробитых баков керосина, он силился понять, зачем он выпустил в воздух всю обойму. Проскользнув в переднюю часть кабины, он дотронулся до плеча пилота. Хлеставшая из разорванного горла кровь ясно давала понять: ему уже не помочь. Дотянувшись до штурвала, Георгий потянул его на себя, стараясь плавно выровнять машину, начинавшую сваливаться в пике. Высматривая подходящее для посадки место сквозь испещренное сетью мелких трещин стекло и валивший из моторного отсека едкий дым, он вновь отчетливо и ясно увидел на границе поля и леса силуэт девушки. Она изо всех сил удерживала с ним ментальную связь, чтобы довести его до окончательного выхода из ловушки, в которой он очутился, и не дать ей возможность снова схлопнуться.
Она видела, как исчезали и растворялись мелькавшие среди деревьев силуэты солдат, уходя по разъединившимся нитям полотна времени, пройдя насквозь через терявшую свою силу и власть над их душами западню. Закрыв глаза и подняв верх широко раскрытые руки, она держала в своих пальцах тонкие нити их судеб, сплетенных воедино, стараясь, как можно бережнее распутать и разъединить их, выудив из хитросплетений спирали времени. Она чувствовала и видела, как многие из тех, кого она высвобождала, умирали в бою, но некоторые возвращались домой в том же времени и месте, в котором им не посчастливилось исчезнуть из реальности, «пропасть без вести». Она видела и различала, как в этом клубке переплетенных жизней и судеб ярким светом выделялась одна нить, при прикосновении к которой, по всему ее телу пробегал импульс, ставший знакомым за годы работы и обучения в конторе. Будто это Нить Жизни кого-то, кто давно ей знаком. Подцепив ее кончиками пальцев, Гайва стала вытягивать ее из этого клубка. Виток за витком, понимая с каждым своим движением, что именно эта нить и есть та основа, на которую намотались все последующие петли. Именно эта Нить Жизни была целью того мага, что создал для нее эту ловушку. Чем-то этот человек был значим для дальнейшего хода истории. Вот только чем? Через некоторое время, будто ведомый той нитью, что Гайва все быстрее и быстрее, выпрямляя, пропускала через свои руки, прямо к ней из темноты вышел весь испачканный сажей и грязью боец. В его глазах было невозможно что-либо прочитать: только опустошение и отчаяние. Увидев девушку, он остановился и окинул ее блуждающим взглядом. Он уже очень давно не видел ничего иного, кроме норовившего оборвать его жизнь врага. Он вообще не жил последние тридцать, или может, сорок, пятьдесят лет, потеряв счет времени в этой постоянной борьбе за иллюзорную победу. Он был мертв все это время, но теперь он знал, кто вернул его к жизни, и узнал ее сразу же, будто уже видел ее когда-то: в прошлом, или может быть, в будущем, – с этими петлями никогда невозможно сказать наверняка. Кивнув Гайве в знак приветствия и признательности, Георгий прошел мимо нее, с каждым шагом превращаясь в полупрозрачную тень, исчезавшую за деревьями, возвращаясь в то время, из которого исчез, попавшись на приманку, созданную специально для таких, как он, не приемлющих иного результата, кроме победы.
Высвободившись из плена пространственно-временной петли, ему еще предстояло отчитаться перед командованием: и про весь боезапас, истраченный впустую, и про то, как ему удалось выжить, а пилоту – нет, и множество, множество других вопросов под пристальным взглядом какого-нибудь особиста, на которые можно было либо отвечать только правду, либо молчать. И в том и в другом случае, лучшее, что могло его ждать, – это батальон смертников, отправляемый на самые опасные участки фронта, а худшее – расстрел за дезертирство. Но пока он не думал об этом. Он шел по перепаханному взрывами снарядов, выжженному дотла полю, возвращаясь к своим, потому как даже смерть, если таковым будет решение его командования, будет для него лишь тем мгновением отдыха, о котором он уже не смел и мечтать. Он не знал и даже не догадывался, что освобождение из незримого плена и маячившая впереди казнь, – это только самое начало его истинного Пути. Ему посчастливилось остаться молодым двадцатилетним юношей, но пережитые события во временной петле, растянувшиеся на несколько десятков лет, оставили в его сознании неизгладимый след. И уже тогда во взгляде шедшего по разбитым войной дорогам мужчины можно было увидеть потрепанного жизнью старца. С тех пор никто не мог с уверенностью сказать, сколько ему лет, но впрочем, он и сам этого не знал.
Встретив недобрым взглядом и словом, его под дулами карабинов препроводили на допрос к тем, кто со всей самоотверженностью следил за выполнением приказа, делавшего невозможным любое отступление. По их мнению, он должен был либо умереть, либо увести с собой в могилу и врага. И то, что он вернулся, пройдя через невозможное, было для них предательством. Они не могли знать, через что ему пришлось пройти, чтобы выбраться из той передряги. Если, конечно, они сами не принимали участия в создании подобных ловушек. Как знать, как знать…
***
Не знала о том, на какую судьбу обрекла того, кого спасла, и Гайва. Будучи поглощенной работой, она не заметила, как пролетели сутки. Наконец, она обессиленно опустилась в рыхлый нетронутый снег рядом со свернувшейся в клубок у ее ног овчаркой. Все последующие дни похода прошли для нее, как в тумане. Она шла по ведшим ее нитям, распутывая все новые и новые временные петли, разглаживая и выравнивая неровности и складки пространственно-временного континуума. Эти нити и потоки шли через нее, и она видела, проводя их через себя, как расплетаются, возвращаясь на свои места, жизни тех, кого принято называть «без вести пропавшими». Однако, мало кому из них было суждено вернуться к своим семьям, – для них не осталось места в новой, уже сформировавшейся без них реальности. Но лучше умереть, чтобы иметь возможность родиться вновь, чем пребывать в плену больного воображения того, кто создал эти множества временных карманов, без единого шанса даже покончить с собой.
Гайва слушала их голоса, что проносились мимо нее обрывками фраз и исчезали вдали, не успев поведать истории своих жизней. Однако за ними фоном постоянно звучал неизменный голос. Он сопровождал ее постоянно, звучал вокруг нее, стараясь достучаться до ее сознания, поглощенного решением запутанной головоломки. Это был голос леса, уставшего от налипшей на него серой вязкой дряни; уставшего, как старый бродячий пес – от слежавшейся громоздкими колтунами шерсти. Получив шанс на освобождение и очищение, увидев и почувствовав того, в чьих силах было разрушить наложенное на него проклятие, лес и все его духи, от мала до велика, звали Гайву. Они все звали ее к тому месту, где сплетавшиеся между собой пространственно-временные петли сосредоточились в центральный узел нервных окончаний. То место, где можно было одним движением разрубить, разрушить и развеять по ветру все водовороты времени разом.
Голос леса звучал во всем, что окружало девушку: он был в стволах деревьев и в их кронах, в пышном снеге и в скрывавшихся под ним гранитными валунами. Его словами переговаривались птицы на украшенных тяжелыми гроздьями ягод ветках рябины. Даже бездонное голубое небо вторило эхом его голосу. Он сопровождал девушку, наделяя силами, необходимыми, чтобы продолжать идти вперед, ведь она не ела и не спала уже несколько дней, находясь в постоянном круговороте энергетических потоков.
У каждого леса есть сердце, прислушавшись к которому, можно ощутить и почувствовать ритм его жизни и движения. Можно увидеть всю его историю, начиная с тех времен, когда он был единой структурой, в которой господствовала чистая магия Планеты. Увидеть, как его отделенные друг от друга части были вынуждены обзавестись собственными сердцами – малыми подобиями первоначального, уничтоженного уже неизвестно кем и неизвестно когда, Сердца. Как части цельной души, они откололись друг от друга, сохранив в себе при этом их общую память. Те участки планомерно уничтожавшегося леса, которым не удалось сформировать свое собственное сердце, быстро увядали и истлевали, превращаясь в заваленные буреломом болота и топи. Но у этого леса сердце было. Оно жило в тихой надежде, что однажды найдется тот, кто услышит его биение. Именно его – сердца – голос вел сейчас Гайву через занесенные снегом перелески и густые ельники, в которые с трудом проникал солнечный свет. Выйдя из сумрака вечернего леса на открытое пространство, начинавшееся за отвесно уходившей вниз каменной стеной обрыва, она увидела лишь расстилавшуюся перед ней непроглядную пелену облаков. Ей нужно туда. Она нужна там. Ее зовут.
Спустившись по обледеневшим выступам серого камня, Гайва прикоснулась к густому туману, окутавшему ее с несвойственной даже живому существу заботой и любовью. Не каждого путника, попавшего в его обволакивающие объятия, ждал такой же радушный прием, но к счастью мало кто отваживался углубиться в эту мглу настолько, чтобы потерять из вида очертания прибрежных скал. В глубине этого тумана, сквозь который Гайва шла по припорошенной снегом глади толстого прозрачного льда, таился безлюдный остров, единственными жителями которого были чайки. От тишины, повисшей вокруг, закладывало уши, и звук ее шагов, запутавшийся в плотной, как вата, пелене, не был слышен даже ей самой. Не ощущая времени, девушка шла с закрытыми глазами по поверхности замерзшего озера, полагаясь исключительно на свои внутренние ощущения. На то, что обычные люди называют интуицией. Но это была не интуиция, это было знание. И, ведомая этим знанием, перебравшись через нагромождение сбитых ветром торосов, Гайва вышла на узкую полосу прибрежной гальки. Завихрения потоков энергии на этом острове заставляли не только траву и деревья расти по направлению их неосязаемого движения, но и будто сам камень, когда-то давно извергаясь расплавленной лавой на поверхность земли, застывал в форме сходившихся на вершине острова спиралей. По образованным ими ступеням девушка поднялась на самый верх, оставив внизу расстилавшийся по ледяной глади туман. Она поднялась над верхушками карликовых северных сосен, оказавшись на парившем в густом воздухе клочке суши. Это здесь. Самое сердце леса. Сердце окутанного его хвойным мехом озера. Замершее в невесомости между бесконечной синевой неба и скрытыми от глаз водными глубинами, между сушей и водой, между небом и землей, оно ждало того момента, когда его наконец услышат и смогут выполнить его просьбу, освободить от сковавшей его паутины временных петель, мешающих жить и развиваться.
Почувствовав в себе движение потоков окружавших ее стихий воды, воздуха, земли и огня, она склонилась над серым гранитом, вглядываясь в его холодные, но полные жизни недра. Проникнув в них своим ножом, стараясь не повредить естественную природную структуру камня, Гайва нащупала и подцепила на лезвие плотный узел переплетений тягучих нитей, с которого, как раковая опухоль, гроздьями свисали многочисленные петли времени. Подтягивая его ближе к поверхности, Гайва сосредотачивала в себе силы для того, чтобы совершить финальный рывок. Убедившись в том, что ни в одной из пространственно-временных петель не осталось заблудившихся и потерявшихся душ, она резким распарывающим движением вскинула нож острием к небу, прочертив в воздухе сверкающую, прямую, как стрела, линию. Раскрывшееся за этим тонким, но затрагивающим все уровни мироздания, проходом ни чем не заполненное пространство, как вакуумом втянуло в себя чужеродные и чуждые этому миру структуры пространственно-временных петель. Они проносились мимо Гайвы, подымая физически ощутимый ветер, презрительно кидая ей в лицо комья снега и клочья тумана, но она не оставила им своим заклинанием выбора. Неумолимая сила, призванная и направленная в согласии с природой и стихиями, уносила прочь из этого мира созданные во времена магической войны ловушки, забирая их навсегда в пространства мира сопредельного. Сияющие ярким светом створки прохода, раскрывшегося от земли до самого неба, вспыхнули напоследок голубовато-сиреневым пламенем и схлопнулись с оглушительным грохотом, уничтожив любую возможность кому-либо из живущих, будь то случайные прохожие, или ищущие приключений на свою голову маги, угодить в замкнутые контуры ловушек.