Хроники Хамару: жажда свободы
Шрифт:
– Стоять на месте! – Басом приказал Гарам, взяв в руки дубинку. – Не двигать…
Не успел Гарам закончить предупреждение, как преступник вонзил “розочку” прямо в живот кассиру.
– Нееет! – Закричал пронзительно курсант, шагнув вперед и вытянув запрещающе пятерню.
Продавец начал стонать и кашлять, изо рта плевками выходила кровь. Высокий громила отпустил жертву, которая в предсмертных воплях скатилась по стенке на пол с торчащими кровоточащими кишками. Байкер сразу вынул покрасневшие желтоватые лезвия и ловко перепрыгнул через стойку, сбив ногами еще немного канцелярии и готовясь поквитаться с копом. На столе остался лишь органайзер в форме кисти с вытянутыми указательным и средним пальцем.
– Ублюдок! Я тебя урою! – Почти ревел Гарам, сжимая дубинку двумя руками изо всех сил, зубы скрипели, а слюни лились рекой сквозь щели.
– Попробуй, щенок, – с ухмылкой прорычал бандит, подергивая своим жирным торсом.
Гарам окончательно озверел и без секунды сомнения побежал вперед, раздавливая дорогущую технику. Он замахнулся дубинкой над собой и хотел рубком сверху настигнуть врага точно в голову, но тот отпрыгнул в последний момент и увернулся от удара, окончательно разбив
– Сука, ослепил меня, убью падла! – Ревел окровавленный байкер, вставая на одно колено.
Он взял ту злосчастную табуретку, валяющуюся всё это время у них под ногами, и, что было мочи, ударил об спину курсанта. Она мгновенно разлетелась на части. Гарам замер и не мог больше пошевелиться.
И в этот же удачный момент стал слышен шум приближающихся сирен.
– Твою мать! – Осекся байкер.
И чтобы курсант за глаз так легко не отделался, на него, без труда сорвав с петель, свалили тяжелую, двухметровую, забитую телефонами стеклянную стойку, которая намертво прижала бедолагу. Гарам потерял сознание, а преступник успел ускользнуть через чёрный ход, оставив за собой внушительное побоище. Курсантам по рации сообщили, что нужно снова прочесать район и что по “Нокохаме” сейчас бегает убийца. Всех ребят, уже за эту пару дней привыкших к беззаботной скуке, ошеломило такое сообщение.
Като вновь почувствовал страх, покалывающий в груди: “Неужели правда?!”. Чокнутая Элли побежала на место преступления, таща за шкирку Стива, они оказались близко к салону. Като же аккуратно замедлил шаг и, когда она завернула за угол, он не торопясь шёл вместе с толпой взволнованных жителей, вышедших в халатах и пижамах на улицу в такую темень из-за шума, вся инструкция от родителей вспомнилась ему мгновенно. Но, чтобы хоть как-то не выдать нежелание подчиняться приказу или стать ещё одной жертвой, Каткема начал говорить налетевшему скопищу, что всё в порядке, якобы на нем лежала задача следить за горожанами. Ему, разумеется, никто не верил, все возмущались и расспрашивали, что там стряслось. Кто-то по наглее, кто-то повежливее, но его ответ был одинаков. “Вcе под контролем СБТ”. Като ненавидел себя за эти стандартные слова. Несколько мужиков и женщин из заднего ряда взъелись на Каткему за то, “что у него еще молоко на губах не обсохло”, чтобы охранять район, как и все остальные курсанты. И тут у Чешуа возникли сомнения насчет правильности его выбора не идти с Элли. С лестничной клетки над ними взлетели голуби, и на плечо Като упало белое перо. Совсем старенькая женщина увидела это и с отвращением прищурилась на курсанта, вспомнив давно забытую всему примету про перья и трусость.
Инстинкт страха взял над ним вверх, не дав благородным мыслям даже появиться. Каткема снова стал тем скромным и трусливым мальчиком, который боится выглянуть из норки. Когда Чешуа терпел нападки жильцов и взгляд старушки, воспоминания обещания, которого он дал себе несколько дней назад, вернулись. Като чувствовал себя максимально ущербно, потому что не следует пути, на который ему прямо указывала жизнь.
“Хоть даже если я на месте, где изначально быть не планировал, это не повод опускать руки, не повод уподобляться страху. Я должен служить, и служить хорошо. Я должен ставить цели, иметь мечту и достигать ее, не щадя собственных сил. Я пойду наперекор своим слабостям! Только так я смогу распробовать вкус жизни, только так я смогу стать достойным человеком! Я не сдамся под тяжелым напором судьбы!”
Чешуа в очередной раз очень воодушевился, на него снизошло благоговение. Негатив, льющийся на него рекой, обрушился об выставленный ментальный барьер и остановился. Курсант смотрел на плакат с героем города, офицером отряда “Вепрь”, по имени Магилан Райли, чьей службой вдохновляются новоиспеченные поколения курсантов, а теперь воодушевился и он.
Искали убийцу где-то полчаса, затем курсантов отозвали по домам, так как его и след простыл. Обнаружили только капли крови за зданием, но потом и их не стало, скорее всего, преступник забинтовал вовремя рану на бегу. На юношей больше прикрепленные офицеры и преподаватели не надеялись и вызвали отряд спецназа “Вепрь”. Да и курсанты не стремились особо искать преступника. Насмотрелись на полуживого Гарама и двух трупов, и храбрость как рукой сняло. В транспортерах под угрозой трибунала ребятам говорили держать произошедшее в тайне. Старшие по званию были потрясены, так как убийства в городе совершались крайне редко, переживали и за курсантов, увидевших такую жестокую картину, и за храбреца Гарама. Приказ “Высота–400” начал давать свои первые осечки.
Между собой курсанты шептались, что у Гарама было проколото плечо разбитой стеклянной бутылкой и множественные переломы, ушибы от ударов табуретом и падения шкафа, также присутствовали множественные неглубокие порезы. Другие два умерших являлись работниками этого цифрового магазина: продавец и консультант. Оба умерли от повреждения жизненно-важных органов и потери крови, их глубокие раны были получены от той же стеклянной разбитой бутылки.
Каткема, как пришёл домой, был поглощен думами о произошедшем. Алисия тут же кинулась к нему расспрашивать о прошедшем дне. Она ничего не знала о случившемся, а интуиция подсказывала курсанту не рассказывать правду для ее же блага. Но она долго не допытавала сына, на кухне закипела кастрюля, пришлось кинуться убавлять газ. По новостям, конечно, ничего не передавали, “СБТ” не могло портить свой имидж. Только сарафанное радио могло распространиться от жителей, которых и так нагло и нелепо старались дезинформировать. Оллемы дома не было.
Като сохранял весь вечер молчание, ни о чем не желал говорить с родителями. Он был снова наедине с самим собой, полон решимости и энтузиазма начать завтра новую жизнь. Во второй раз дал себе обещание не сходить с “правильного пути”, постоянно проговаривал его, прокручивал в голове, надеялся, что на утро громкие слова не станут писком юнца. Обещания, данные самому себе всегда сложнее всего исполнять, но Чешуа верил, что на сей раз не подведет, даже решил перепрочесть книгу про героизм, которая оказалась способна нехило повлиять на человека при должном к ней отношении.
Во время ужина родители снова интересовались, не опасно ли было на патруле, Като отвечал спокойно и сдержанно, хотя внутри все кипело. Он не хотел начинать споры, не хотел ранить шаткие чувства родителей. “Если бы хоть капельку верили в меня и в мои силы, то вашего волнения поубавилось бы, и я был бы смелее”, – гневался Като про себя.
Глава №9 “Сквозь огонь и воду”
Ночью этого же дня в больнице, предназначенной для сотрудников “СБТ” оперировали Гарама. Несмотря на спокойное и умиротворенное затишье на улице, ярко освещаемой изящным желтоватым полумесяцем, в операционной царил настоящий драйв: приказы главного хирурга повелевали скальпелями и медицинскими иглами, лампы над кушеткой горели на полную мощность, анестезиолог успешно закончал выполнять свою часть работы. В коридоре стоял Януш с директрисой, ожидая первого вердикта про состояние раненого бойца. В больнице тоже стоял шум, медсестры носились с мед-картами как пчелы в улье, это давило на преподавателей вкупе с усталостью и стрессом, последнее, конечно, больше относилось к Элизабет. Она не находила себе места, ходила взад-вперёд, кусая пальцы и постоянно дрожа. Иногда подходила и прислушивалась к двери, пытаясь разобрать слова медиков. Януш же был предельно спокоен и простодушен, осматривался на окрашенные в салатовый цвет стены, новую деревянную мебель и воображал, как бы скорее увидеть ремонт на своем любимом месте работы, он поглядывал на Элизабет, но успокаивать не хотел, ему было в радость глядеть на нелюбимую слабовольную начальницу: во-первых, потому что он был большим сексистом и не признавал женщину на месте директора полицейской академии, во-вторых сам желал поскорее занять эту должность. Однако слова все-таки хотели соскочить сейчас с уст, они не переваривали друг друга, и мучительная напряженная тишина была хуже смерти.
– Что бы ты мне сейчас не говорила, хочу сказать, что я горд, очень горд. Мы воспитали истинного бойца, который единственный осмелился разведать обстановку, в отличие от сраных напарников – трусов… Влеплю им по десять суток трибунала в послеучебное время. Пусть переночуют в камере, может так хоть подумают о своем поступке и долге перед отчизной, – проговорил уставшим голосом Януш, широко зевая и массируя покрасневшие от бессонницы глаза.
Элизабет молчала несколько минут после высказывания коллеги, она была в ярости от услышанного и попыталась справиться со злобой, скрипя зубами и сжимая рукава пиджака.