Хроники Хамару: жажда свободы
Шрифт:
– Эй вы, два гандона, если я еще хоть раз услышу от вас что-нибудь подобное в её адрес, то уйдете с этой ярмарки с разбитыми носами, понятно? – дерзко рявкнул Каткема, сжимая кулаки и вытаращив злостно на них глаза, так как считал это оскорбительным и гнусным. Он не мог позволить унижать свою девушку.
На его наезд ответа не последовало, двое грубиянов лишь потупили свои головы вниз, делая вид что не услышали Като из-за шума толпы, но на самом деле их с головой окутал страх. Каткема понял, что “гандоны” остепенились, и дальше пошел уже молча, Зверю было неловко за своих приятелей, Фрола и ее кряжистый парень тоже крайне удивились мужественностью Чешуа. В образовавшемся молчании слышалось лишь доставучее шмыгание Артеда, забывшим про существование носового платка. Анна благодарно заулыбалась и заморгала, глядя на своего защитника и сжимая ему руку покрепче. Однако их шествие по ярмарке продолжилось.
Коренных южан, северян и восточников ребята могли видеть редко, так как родной город молодой компании находился на береговой зоне центральной части материка, где происходило слияние всех рас и наций, от чего чистокровные встречались крайне редко.
Заморские гости по большей своей части, тоже были улыбчивы и веселы. Они казались смешными из-за своего низкого роста и смешного говора, однако сами видели в посетителях ярмарки лишь ходячие кошельки. Если покупатели просто рассматривали товар, а затем проходили дальше, то про себя восточники их проклинали и оскорбляли, да так унизительно, что не каждый серийный убийца заслуживает подобных слов в свой адрес. Также попадались и продавцы, которые откровенно не скрывали своей ненависти и клеветали проходимцев на своём языке, что доставляло небывалое удовольствие.
Зверь единственный из группы, кто замечал редкие злобные гримасы восточников, а также видел, что многие узкоглазые, проходя в толпе, слишком часто трутся о прохожих.
– Эй, ребят, – окликнул он всех с настороженным видом.
– Что? – Спросили все, сомкнувшись в кольцо вокруг него.
– Следите за карманами и сумочками, здесь вас обокрасть, как пить дать.
Ребята насторожились, но настроение, в целом, особо не покоробилось, просто теперь ручки держали вещи чуточку крепче.
Зверь получил такое прозвище из-за яркого цвета вороного крыла лохматой, обросшей головы, напоминавшей шапку. Многие девочки не любили находиться в компании с ним из-за вечно грязных и сальных волос, наполненных крупными белыми вкраплениями перхоти и небрежно закрывающих острые уши. Носил он увеличительные очки, из-под которых вырастал длинный орлиный нос, а под ним торчали противные редкие усики. Такая не бойцовская внешность совпадала и с его мягким характером, поэтому кличка–зверь очень иронично и саркастически подходила.
Подобным образом, освещенные белым сиянием полумесяца, проходили они полтора часа. Напряженности между Като и друзьями Зверя не было, они плелись медленно в самом конце, постепенно все дальше отдаляясь. Кто-то купил себе сувениры, кто-то участвовал в конкурсах и дарил призы своим половинкам. Артед, к примеру, выиграл плюшевого тигренка, попав трижды дротиком по цели. Все парни хотели проявить активность, но, конечно, не Като. Он смущался и считал это постыдной показухой, вдобавок ему было банально лень что-то делать ради Анны. Хоть она была очень красивой и милой девицей, но очень глупой и наивной, по его мнению. Сильно душа у Чешуа не вспыхивала при виде голубоглазой блондинки, поэтому он выбрал тактику наименьших затрат, при наибольших результатах и вёл себя соответственно.
Они отделились от компании Зверя, который сам стал инициатором разъединения, ибо первоначальная компания полностью расформировалась, сидеть за одним столом у “расслоившихся” не было желания, парни даже не попрощались. И вот две молодые пары зашли довольные и радостные вчетвером в кафе с традиционной восточной кухней, заказали себе лапши, хотели попробовать как вкусно и исконно ее могут приготовить коренные желтолицые. Они сидели у окна за деревянным высоким столом с парой свеч посередине и вели оживленную, веселую беседу, наблюдая за покинутой суетой снаружи. В основном Анна, Арти и Фрола хохотали от шуток Като, который питал большую страсть к юмору и обожал шутить. У Като было несдерживаемое желание смешить людей, от смеха он получал неистовое удовольствие и приток энергии, но хорошим комиком его назвать язык не поднимался.
В процессе их разговоров Като постоянно замечал и внутренне раздражался от того, как Арти ведёт себя с девушками: он кривлялся, нелепо шутил и смеялся над такими же глупыми вещами, в общем, вёл себя как ребенок, желающий понравиться. “Зачем же так переигрывать и меняться в женском обществе?”– думал Като: “Хотя, большая вероятность, это он – настоящий Артед, который только в подобном окружении может себя раскрыть”. “Можно сколько угодно притворяться кем-то другим, чтобы понравится людям. Но такая связь изначально не может быть прочной и надежной, будь это дружба или любовь. Таким образом, человек теряет свой исток, свое устье, свою уникальность, что уже в корне неправильно. Природа, потратившая тонны усилий, чтобы создать человека, как индивидуальность, “спасибо” точно не скажет. Да и от надуманных, театральных взаимоотношений много удовольствия не получишь. О боги, надеюсь я всегда буду оставаться самим собой; тогда рядом будут и нужные верные люди, и крепкая, незыблемая связь” – задумался Чешуа, уставившись в окно, но затем собрался и вновь влетел в диалог.
– Вот-вот, слушайте отцовский анекдот, он короткий очень: “И это неплохо,” – сказал мужик, бросив камень в чужую собаку у себя во дворе, а попав в тещу, – попытался передать шутку Каткема с точностью первоисточника. Он был очень разгорячен и от него исходила живительная энергия, все за столом хорошенько посмеялись.
– Даа, у меня папа тоже любитель анекдотов, особенно когда напьется. Не знаю откуда он столько знает. – сказала Фрола, еле упираясь локтями о стол, ей хотелось свалиться и поваляться бесчувственным овощем.
– Мой тоооооооже! – вставила свое слово Анна.
Оживленный разговор ребят часто перекрикивался еще более оживленным говором и писком восточников с кухни, для которых было привычно говорить обыденные вещи на повышенных тонах. “Идиот, ты снова пережарил морского гада, океан бы тебя распял за такое посредственное отношение к его дарам!!!” – орал шеф-повар восточник на своего ассистента, который сразу же ответил – “Киншики-сан, такого больше не повторится, эти белые ублюдки и так сожрут, вон какие радостные сидят”.
Вдобавок из-за избытка подсолнечного масла креветки зажаривались с шумным шипением, будто телевизор издающий помехи. С другой стороны окна, у которого сидели ребята то загоралась, то пропадала неоновая синяя вывеска с пузатым мультяшным, карикатурным восточником-поваренком, что несколько перебивало романтическую посиделку с девушками.
– А петь, точнее завывать, не начинают, когда поддатые? – спрашивал в данное мгновенье жизнерадостный Чешуа.
– Ооо, плюсую, просто плюсую, у меня всегда кровь из ушей льется, когда мои предки всем столом хор устраивают, – продолжала неизвестно чем истощенная Фрола, сгорбившись и изогнувшись над столом до невозможности.