Хроники Хокмуна. Рунный посох
Шрифт:
Солнечный закат, казалось, залил городские улицы кровью, и Хокмун, слишком утомленный для того, чтобы продолжать путь, вынужден был остановиться в гостинице, о которой говорил ему Мелиадус, и заночевать там. Проснулся он к полудню и, позавтракав, отправился дальше. Ему нужно было преодолеть еще больше половины пути.
За городом Лионс наступление Империи было приостановлено, но сама дорога казалась дорогой в ад. По ее обочинам стояли виселицы и деревянные кресты, на которых висели мужчины и женщины, дети и даже, вероятно для забавы — домашние животные: кошки, собаки, кролики. Можно
Лошадь Хокмуна едва тащилась по Лионской дороге, и запах гниения жег герцогу ноздри и мутил рассудок. Огонь спалил города и деревни и превратил поля и леса в пепелища. Воздух отяжелел от гари и пепла. Уделом выживших в этом кошмаре людей, независимо от их прежних заслуг и званий, стало нищенство. Правда, для молодых женщин еще оставалась возможность сделаться шлюхами, а мужчины могли, стоя на коленях, принести клятву верности Королю-Императору.
Как чуть раньше любопытство, так сейчас слабое чувство отвращения зашевелилось в душе Хокмуна. В маске Волка он ехал к Лионсу, никто не останавливал его, и никто его ни о чем не спрашивал. Солдаты, служившие в Ордене Волка, воевали, в основном, на севере, и поэтому Хокмун чувствовал себя более или менее спокойно, не опасаясь, что какой-нибудь его «собрат» обратится к нему на тайном языке Ордена.
Дорога за Лионсом патрулировалась отрядами гранбретанцев, и Хокмун, решив не рисковать, свернул в поле. Он убрал маску в одну из опустевших седельных сумок и стремительно поскакал вперед. Он находился сейчас на свободной земле, и воздух был удивительно душист и свеж. Но все же и в нем уже чувствовался затаенный страх — страх перед будущим.
В городе Валенсе, жители которого готовились дать отпор войскам Темной Империи, многословно обсуждая стратегию и строя несбыточные планы, Хокмун получил возможность проверить, насколько достоверно звучит его рассказ.
— Я — Дориан Хокмун из Кельна, — сказал он капитану, когда его привели в переполненный трактир.
Капитан, поставив ногу на большую деревянную скамью, пристально рассматривал его.
— Герцог Кельнский попал в плен к гранбретанцам и должно быть давно уже мертв, — сказал он. — Я думаю, что ты — шпион.
Хокмун не спорил. Он рассказал историю, придуманную Мелиадусом, описав свой плен и то, как ему удалось бежать, и странный тон его голоса убедил капитана в правдивости рассказа больше, чем сама история. Затем сквозь толпу, выкрикивая имя Хокмуна, пробрался какой-то мужчина в изорванной кольчуге. Обернувшись, Хокмун узнал эмблему на плаще воина. Это был герб Кельна. Это был один из немногих солдат, кому удалось уцелеть в сражении под Кельном. Он поведал капитану и всем собравшимся о Хокмуне, расписав яркими краскам его храбрость и мастерство, и Дориан Хокмун в тот вечер в Валенсе был провозглашен героем.
Ночью, когда праздновали его возвращение, Хокмун рассказал капитану, что направляется в Камарг в надежде убедить графа Брасса выступить против Империи.
Капитан покачал головой.
— Граф Брасс не хочет участвовать в этом, — сказал он. — Но вас он может и выслушает. Надеюсь, вам улыбнется удача, дорогой герцог.
На следующее утро Хокмун покинул Валенс и направился на юг. Навстречу ему шли и ехали воины, готовые сражаться с Темной Империей. Лица их были суровы.
По мере того как
Когда он подъехал к одной из высоких старинных башен и увидел вспышки гелиографа, ему стало ясно, что в замке Брасс узнают о прибытии гостя задолго до того, как он туда доберется.
Лошадь не спеша брела по петляющим в болотах тропинкам, и Хокмун, крепко держась в седле, бесстрастно рассматривал красоты Камарга. По болотной воде бежала рябь, и несколько птиц парили в тусклом выцветшем небе.
Уже наступали сумерки, когда Хокмун увидел замок Брасс, его террасы и изящные башенки, которые четкими силуэтами выделялись в предзакатном небе.
Глава 5
ПРОБУЖДЕНИЕ
Граф Брасс передал Дориану Хокмуну еще один кубок с вином и тихо произнес:
— Пожалуйста, продолжайте, милорд.
Хокмун уже второй раз рассказывал свою историю. В парадном зале замка Брасс его собрались послушать сам граф, прекрасная Исольда, молчаливый Богенталь и фон Виллах, который все время приглаживал усы и безучастно смотрел на огонь.
— И поэтому, граф Брасс, я ищу помощь в Камарге, зная, что только здесь буду в безопасности, — закончил свой рассказ Дориан Хокмун.
— Добро пожаловать, — сказал граф. — Если убежище — это все, что вам нужно.
— Это все.
— И вы не просите нас выступить против Гранбретании? — раздался голос Богенталя.
— Я достаточно настрадался, сделав эту глупость, и не желаю уговаривать других бессмысленно рисковать жизнью, — ответил Хокмун.
Исольда выглядела почти разочарованной. Было ясно, что все собравшиеся в зале, за исключением мудрого графа, желали войны с Гранбретанией. Хотя, возможно, они хотели этого по разным причинам: Исольда, вероятно, надеялась отомстить Мелиадусу, Богенталь считал, что зло должно быть уничтожено, фон Виллах хотел размяться и помахать мечом, как в старые добрые времена.
— Замечательно, — ответил граф, — а то я устал от всех этих многочисленных просьб. Ну, а сейчас… Вы выглядите очень утомленным, милорд. Боюсь, мы своими расспросами совсем замучили вас. Пойдемте, я покажу ваши комнаты.
Обман удался, но Хокмун не испытывал от этого ни малейшей радости. Он лгал, как ему было приказано.
Граф показал Хокмуну его покои — спальню, ванную комнату и небольшой кабинет.
— Надеюсь, вам это подойдет, дорогой герцог.
— Разумеется, — ответил Хокмун.
Граф собрался было уходить, но у двери остановился.
— Этот камень, — медленно произнес он, — что у вас во лбу… Вы говорите, Мелиадусу не удался эксперимент?
— Да.
— Ага… — сказал граф и задумчиво посмотрел на пол. — Возможно, я мог бы помочь вам удалить его, если он вас беспокоит…
— Да нет, не беспокоит, спасибо, — ответил Хокмун.
— Ага, — снова сказал граф и вышел из комнаты.
Ночью Хокмун неожиданно проснулся. Это походило на то, что произошло с ним несколько дней тому назад в деревенском трактире. Ему показалось, что он увидел в комнате человека — того самого воина, закованного в черные с золотом доспехи. Но его тяжелые, сонные, веки сомкнулись, и когда он снова открыл глаза, в комнате никого не было.