Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
Быстро уходя по крышам, Мадара уже не услышал короткий вскрик младшей Ёко, которая, не успев уйти далеко и по наитию обернувшись к скале, заметила его мелькнувшую с высоты на ближайшую крышу тень, единственную во всём проклятом клане копну волос и белую искру кланового моно на спине.
Эти люди довели его сестру до слёз уже второй раз за столь короткий срок. В предыдущий раз – своей глупостью и страданиями, теперь – удушающим страхом, который, казалось, никакие асуры не могли вызвать у Шио.* Прибежав домой, младшая Ёко сначала врезалась и вжалась
Девушке хотелось исчезнуть. Ей было стыдно, и из горла рвались отчаянные рыдания. Мадара всё видел – и лишь она сама виновата в этом! По вискам било боем барабанов, а за окном сгущались тучи, приглашая темноту в место, которое стало им домом; по стенам висели размашистые рисунки брата – хорошие и так себе: деревья, Коноха, Изуна, Мадара, всё вокруг. Брат как-то упомянул, что это просто способ записи происходящего. Сейчас лёгкие занавески отбрасывали на карандашные штрихи мрачные тени.
Никто и не думал зажечь светильник. Курама подошёл к несчастной и разбитой кицунэ тихо, сел напротив неё и, обхватив ладонями лицо, заставил смотреть на себя.
– Тихо… Успокойся… Всё хорошо.
Кицунэ не был уверен в своих словах, так как Шио хоть и пыталась, но не смогла рассказать ему, что случилось. Мелькало имя Мадары, Изуны, обвинения – причём сестра в чём-то винила себя, и собственное состояние не давало ей говорить внятно.
Однако чтобы ни произошло, он будет рядом. Никто и ничто не причинит вред его любимой сестре: ни люди, ни иные силы. Курама готов был загрызть любого ещё до свершённого преступления, какие бы последствия это ни несло.
Младшая Ёко разглядела эту уверенность в его глазах и зацепилась за неё. Сердце всё ещё старалось куда-то сбежать, но теперь она почти могла его утихомирить. Девушка, чуть поморщившись, сглотнула ком в горле и постаралась, чтобы обросшая льдом отчаяния душа оттаяла и согрелась. Брат терпеливо ждал, поглаживая большими пальцами по скулам и ладонями волосам; был рядом, готовый принять любой ответ. Казалось, даже если бы она убила Хашираму Сенджу или выжгла б полселения вместе с её жителями, Шио могла бы спокойно об этом сказать.
Жаль, что правда была куда хуже.
– Он знает, нии-чан, – шепнула Ёко так нежно и тихо, как никому раньше – даже самому Кураме. – Мадара видел меня, понимаешь?
Старший Ёко коротко вздрогнул.
– Он всё знает, брат мой.
Это было смутное, странное мимолётное желание – стереть с лица земли младшего брата, чтобы этого не сделал кто-то другой, бережно и без боли подарить ему покой и безопасность в вечном сне. Но Мадара отогнал лёгкое касание своего безумия, зародившийся на подкорке его сердца и души давным-давно, когда клинок пронзил сердце друга: не Хаширамы, с ним всё было проще и понятней.
Однако Изуна что-то почувствовал и резко замолк, перестав пытаться выяснять, что произошло и от чего глава Учиха так зол. Младший Учиха мелко шагнул назад от его ледяной ярости и закрылся под непробиваемой бронёй самоконтроля
Рыкнув, мужчина отшвырнул катану, за эфес которой непозволительно долго держался во время своей тирады – крика, и та продырявила бумажную стену веранды. Со звоном упала в соседней комнате, и тишина вернулась. Изуна наверняка слышал острее.
– Что случилось, нии-сама? – тихо спросил младший Учиха, выждав время и дав Мадара немного успокоиться.
В солнечном сплетении потянуло, но, с другой стороны, мужчина понимал, что заслужил. Старший Учиха не имел права повышать так на него голос, как бы недвусмысленно несколько найденных второпях древних свитков – не техники, легенды почти – ни указывали на опасность лисиц-оборотней, повелителей огня. И если в некоторых сказаниях именно лисы могли быть мудры, то женщины-кицунэ обладали не дюжей хитростью и коварным искусством обольстительниц, наводившим мороки на мужчин, чтобы украсть их души.
С душами, разумеется, чушь собачья. Но обстоятельства велели накладывать эти сказания на реальность и анализировать. И что бы ни было Шио нужно от его брата, Мадара этого никогда не допустит.
И всё же это обращение…
Невыносимо…
– Изуна, я… – неловко попытался сказать глава Учиха до боли нейтральную фразу, но Изуна его опередил, не дождавшись слов «не хотел».
– Что произошло, аники?
Но Мадара не произнёс ни слова, пока брат не подошёл к нему ближе. Дистанция в метр – большая, официальная. Примерно на таком расстоянии утром стоял докладывающий ему Хикаку. Память зацепилась за сообщённые им странные слухи, но Учиха временно отложил эту мысль на потом.
Всё же он погорячился. И сглупил. Изуна верит этой девчонке, а то, отчего Мадара хотел его уберечь, сам старший Учиха посчитал бы вымыслом, если б не видел собственными глазами. Мужчина всё ещё не отделялся от чувства вины, родившееся из благодарности за живого брата, ведь как бы там ни было – вот он, живой. Не может больше на него смотреть, а на переносице – крохотная складка беспокойства, тонкие губы поджаты, голова запрокинута, словно видит и просто всех вокруг дурачит.
А ведь у него на самом деле нет друзей кроме Шио. Как же сказать-то, как объяснить спокойно, не ранив?..
Мадара выдохнул, чувствуя утекающий в прохладный, но душный предгрозовой воздух гнев, и привлёк к себе Изуну обеими руками. Тот не противился. Брат был ниже настолько, что старший Учиха мог положить подбородок ему на макушку.
«Будь здесь, со мной, всегда, – хотелось попросить Мадаре. – Никогда не уходи от меня».
Как бы отреагировал Изуна, скажи он это вслух?
Младший Учиха легонько боднул брата лбом и тихо вывернулся из объятий. Мадара успел заметить тень улыбки на его лице. Внезапно до него донёсся звук шагов, и мужчина понял, что Изуна просто услышал их раньше.