Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
– Я знаю, – девушка честно попыталась зачерпнуть у брата светлый настрой. – Лучше я буду скучать по ним, чем оплакивать, – шёпотом. – И всё же я бы хотела навестить их через… много лет, чтобы увидеть, что они на самом деле счастливы.
– Мы это обязательно сделаем.
Шио украдкой провела пальцем у уголка глаза, прогоняя рано пришедшую тоску, а Курама сделал вид, что не заметил. В конце концов, они ещё не ушли.
И Коноху вряд ли смогут забыть.
Несколько процедур Изуны, четыре, если говорить точно, это ещё почти месяц. К тому же, Ёко договорились ждать до последнего момента, а именно – до непосредственного приказа
Приказ не пришёл ни после первой, ни после второй процедуры. Тоска отпустила сердце Шио, и жизнь вновь потекла своим чередом.
И всё же младшая Ёко смутно пыталась решиться на разговор с Изуной и Тобирамой. Лучше не вместе, конечно же. С младшим Учиха уже успела возникнуть та связь, какую хранишь в памяти, и она не слабеет со временем: он спасал ей жизнь, закрывая в бою и от гнева Мадары, она спасла ему жизнь – единожды и навсегда.
Тобирама – другое. Им не хватало времени, пускай Сенджу этого пока не знал. Ещё хотя бы полгода, девять месяцев, и она смогла бы читать его настроение в сплошной хмурости и строгости, а кицунэ чувствовала бы с ним уют. Недоверчивость Тобирамы остро мешала, что к ней, что к Учиха, с которыми девушка была дружна. Даже с Хаширамой и Мадарой отношения складывались спокойней, хотя они общались не так уж и много. Но вот Мадара имеет привычку вырезать кунаем колтуны из волос, не распутывая, из-за чего копна становилась растрёпанной и неровной, а глава Сенджу в восторге от грибного супа в дешёвой лавке; что любит или нет Тобирама, Шио толком не знала, разве что изредка он позволял себе расслабиться.
Ещё бы немного…
Но необходимых недель не было.
Изуна повернул к ней голову так, словно видел глубже и дальше, чем раньше без повязки. Шио смутилась, отчётливо понимая, что Учиха узнает и это.
– Так вы уйдёте, да? – тихо произнёс юноша, не скрывая, что не хотел бы этого.
– Да. Мы изначально не собирались оставаться навсегда… – Ёко вздохнула. – Мне стоило сказать раньше, да?
Учиха не ответил. Эта скамья как-то сама собой стала их местом встреч; именно на ней Шио посмотрела на скалу над селением и побежала от неё за целебным ликорисом. Благодаря усилиям Хаширамы по восполнению вырубленного леса, в Конохе не было уголка без зелени. Здесь кто-то особенно расстарался: невысокая сосна, слегка сизые иглы которой собирались в забавные шарики, укрывала скамью и сидящих на ней от тревог и посторонних глаз и питала воздух ароматом хвои и золотой смолы.
– Вас преследуют? – внезапно спросил Изуна. – Вы от кого-то бежите?
– Нет, – хоть что-то правда. – Я не могу… не должна говорить тебе всё, – виновато.
– Я знаю, – кивнул Учиха, и на его лице появилось лёгкое умиротворение. – С самого начала знал.
– Правда? – кицунэ сильно удивилась.
– Ну… с самого начала я проверял, шпион ты или нет и осторожничал, – Шио хихикнула на этих словах, – а после я… несколько изменился и, выбирая, ссориться с тобой и знать правду или оставаться в неведении, но иметь друга – выбрал второе. Ты мой первый друг. Других не было никогда, – грустно. – Так когда?
Девушка цокнула языком и покачала головой.
– Не знаю. Я в любом случае сначала закончу с
Изуна обрадовался. Юноша не признался вслух, чтобы Шио не изводила себя лишний раз, но имела ещё причина, по которой ему бы остро не хотелось, чтобы младшая Ёко его покинула; в глубине души он понимал, что это будет навсегда.
Лишь она воспринимала его не как тень и не делала его на «до» и «после».
«До» – сильный воин, с чьим мнением считаются, настоящий Учиха. Спаринги с братом, смех брата, кипящая вокруг жизнь клана.
«После» – призрак прошлого, перешёптывания за спиной, из-за которых Изуне избегал многих, с кем воевал бок о бок. Изуна-обуза, Изуна – слепой котёнок, безглазый не-Учиха. Непонимание и жалость со всех сторон, и обращающийся всё же с осторожностью Мадара. Брат словно стал любить его сильнее, но говорил меньше, как будто не хотел напоминать о радостях мира света и человеческих лиц. Часто они просто сидели вдвоём и молчали, и Изуну устраивало бы это – ведь всё меняется, если бы только от Мадары физически не источал вокруг себя чувство вины и не держался бы на расстоянии, боясь «перепачканными в твоей крови» руками его трогать.
Изуна не был уверен, что сможет с этим справиться.
Один так точно.
Только Шио не изменила отношения к нему: как познакомилась со старым Изуной-воином, так и приняла Изуну тихого и безобидного.
Друзья есть друзья, верно?
– Ты мог бы общаться с Тобирамой, – тихо и не без опаски сказала Шио. Изуна «до» взбеленился бы, но теперь он отчётливо видел ход её мыслей.
И всё же ответил Учиха не сразу.
– С ним трудно, – многозначно заключил он.
– Знаю.
– И он ненавидит Учиха. Всё ещё. Хотя понять могу.
– Но не тебя, – озвучила Ёко очевидную обоим вещь. – Ты не пытаешься ткнуть его кунаем в живот, он этого не понимает.
– Я и сам не до конца понимаю… – Изуна прикинул возможности и свои желания; всё, что угодно, лишь бы не оставаться в плену шепотков и давления не своей вины. – Думаешь, шанс есть?
– У него не получается тебя ненавидеть. Остальных он ненавидит за то, что они убили его родню, а ты не ненавидишь его за то, что он убил тебя.
Учиха тихо хмыкнул.
– Брат взбесится, – заметил он.
– Не сомневаюсь.
Шио качнулась вперёд из сосновой тени. Лето скоро кончится, её пребывание здесь – тоже, так что стоило ловить тёплые лучи солнца страны Огня. До вечера было ещё далеко, по небу лениво и безмятежно плыли пушистые облака.
На фоне одного из них мелькнула золотая искра. Ёко подумала, что ей померещилась, но искра появилась снова – уже ниже – и не исчезла, а слетала всё ниже к Конохе примерно в направлении её жилища. Зрение кицунэ не было так остро, как обоняние и слух, но огненное золото этой птицы она не могла не узнать.
– Там птица. Снижается. Это не ваша…
«Уж точно не людская»
– Пора бежать? – понимающе.
– Прости, увидимся ещё.
Сожалея о быстром и смятом прощании с Изуной, девушка со всех ног бросилась домой.
Лисица влетела домой, едва не вышибив незапертую дверь; Курама предусмотрел, что ворвётся она именно так, и запирать не стал. Мужчина сидел на кухне, вчитывался в письмо. Недовольный слабым пламенем золотой феникс грелся в пламени зажжённой конфорки, и по его длинным перьям вспыхивали бледно-голубые огоньки.