Хроники Кадуола
Шрифт:
«Очень жаль! А Чаллис и Мойра?»
Пири Тамм резко взмахнул рукой: «Заняты по уши своими делами и ни о чем другом не желают слышать. Полагаю, что такова природа вещей — хотя можно было бы надеяться на лучшее».
«Они удачно вышли замуж?» — осторожно поинтересовалась Уэйнесс.
«Насколько я понимаю, достаточно удачно — с их точки зрения, по меньшей мере. Мойра подыскала себе самого неприспособленного к жизни педанта. Он преподает в университете какую-то бесполезную чушь — «психологические особенности узбекских древесных лягушек» или, простите за выражение, «мифы древних эскимосов о сотворении мира». Чаллис тоже не отличилась:
«Это не только несправедливо, но и глупо!» — с возмущением заявила Уэйнесс.
Пири Тамм, казалось, не слышал: «Я неоднократно пытался объяснить им узость их мировоззрения, но они даже не спорят, что просто выводит меня из себя! Поэтому в последнее время они редко ко мне заглядывают».
«Очень жаль, — повторила Уэйнесс. — По-видимому, вас не интересуют их занятия?»
Дядюшка Тамм с отвращением крякнул: «Терпеть не могу злободневные сплетни и возбужденное обсуждение очередных шалостей какой-нибудь знаменитости! Пустая трата времени! Я должен обосновать свою монографию подробным списком источников, а это весьма обременительная задача. Кроме того, кто-то должен заниматься делами Общества».
«Неужели нет других натуралистов, готовых оказать вам содействие?»
Пири Тамм горько рассмеялся: «Оставшихся членов Общества можно пересчитать по пальцам, причем они уже настолько состарились, что не встают с постели».
«И в Общество больше никто не вступает?»
Дядюшка Тамм рассмеялся еще мрачнее: «А кому это нужно? Что может предложить наше Общество, чем оно может привлечь?»
«Его идеи не потеряли значение за прошедшую тысячу лет».
«Рассуждения! Расплывчатые мечты, красивые слова! Все теряет смысл, когда больше нет энергии и воли. Я — последний секретарь Общества натуралистов, и скоро от него — так же, как и от меня — останутся одни воспоминания».
«Уверена, что вы ошибаетесь, — возразила Уэйнесс. — Обществу поможет вливание новой крови, новых идей».
«Мне приходилось слышать подобные предложения и раньше». Пири Тамм указал на столешницу у стены, служившую опорой двум амфорам из ржаво-оранжевой обожженной глины, покрытой черной глазурью. Удаляя глазурь острым инструментом, художник изобразил битву древнегреческих воинов. Эти вазы, высотой чуть больше полуметра, показались Уэйнесс удивительно красивыми.
«Я купил эту пару амфор за две тысячи сольдо — невероятно дешево, если они неподдельные».
«Гм, — наклонила голову Уэйнесс. — Действительно, они не выглядят очень старыми».
«В том-то и дело! Сомнительное приобретение. Мне их продал Адриан Монкурио, профессиональный гробокопатель. Он утверждал, что они просто очень хорошо сохранились».
«Может быть, вам следует получить заключение экспертов».
Пири Тамм с сомнением взглянул на пару ваз: «Может быть. Я оказался, однако, в неудобном положении. По словам Монкурио, он добыл их из раскопа в никому не известном месте в Молдавии, где они каким-то чудом пролежали десятки тысяч лет в целости и сохранности. Если это так, то амфоры, скорее всего, добыты незаконно, и я занимаюсь укрывательством похищенных не документированных археологических редкостей. Если же это подделки, я стал законным владельцем пары приятных для глаз и очень дорогих декоративных ваз. Монкурио — совершенно беспардонный жулик. Не сомневаюсь, что его торговля крадеными и поддельными редкостями успешно продолжается».
«Небезопасная профессия, надо полагать».
«Некоторым свойственна врожденная страсть к мошенничеству. Адриан Монкурио — один из таких людей. Он умеет внушать доверие, проницателен и мгновенно реагирует; при этом у него нет ни стыда ни совести. С ним трудно иметь дело».
«Почему же он продал вам эти амфоры так дешево?»
На лице Пири Тамма снова отразилось сомнение: «В свое время его приняли в Общество натуралистов, и он поговаривал о том, что собирается возобновить свой членский билет».
«Но он так и не собрался это сделать?»
«Нет. На мой взгляд, ему не хватает настоящего интереса к естествознанию. Он согласился с тем, что Обществу необходимо возрождение, хотя, как он заметил, возрождать уже практически нечего. При этом он задал мне любопытный вопрос: «Разумеется, вы можете в любой момент предъявить Хартию Кадоула и бессрочный договор?»»
«И что вы ему ответили?»
«Я сказал, что в данный момент Кадуол имеет второстепенное значение, так как все наши усилия должны быть сосредоточены на возобновлении деятельности Общества на Земле.
«Прежде всего, — заявил Монкурио, — должно быть изменено широко распространенное представление об Обществе как о почти опустевшем приюте для дышащих на ладан девяностолетних старцев, дремлющих по вечерам над запыленными манускриптами».
Я начал было протестовать, но Монкурио продолжал: «Вы должны отождествиться с популярными культурными представлениями, предлагая программу развлекательных мероприятий, способных привлечь внимание рядового обывателя. Такая программа может иметь лишь косвенное отношение к основным целям Общества, но она подстегнет энтузиазм». Монкурио стал рассуждать об устроении танцевальных представлений, экзотических пиршеств, рискованных приключенческих экскурсий, соревнований и лотерей, позволяющих выгодно использовать туристические возможности Кадуола.
Будучи несколько шокирован открывающимися перспективами, я выразил опасение в связи с тем, что программа Монкурио никак не способствовала бы достижению ни краткосрочных, ни долгосрочных целей Общества натуралистов.
«Чепуха! — воскликнул Монкурио. — Кроме того, вам следует организовать карнавальный галактический конкурс красоты с участием привлекательных представительниц обитаемых планет. Представьте себе! Очаровательные натуралистки Земли! Натуралистки Альциона в самом натуральном виде! Традиционные эротические танцы в исполнении натуралисток Лирвана! И так далее».
Я отказался настолько тактично, насколько было возможно: «Карнавалы и конкурсы красоты давно вышли из моды».
Монкурио не сдавался: «Ничего подобного! Игриво обнаженные щиколотки, надлежащим образом округленные ягодицы и грациозные позы не выйдут из моды, пока существует Ойкумена!»
«Для человека вашего возраста, привыкшего рыться в могилах по ночам, вы проявляете неожиданную живость воображения», — язвительно заметил я.
Монкурио возмутился: «Не забывайте, что красивая девушка — не менее естественный результат эволюции, чем бутылконосый червекрот из пещер девятой планеты Проциона».