Хроники Кадуола
Шрифт:
«Хотите знать всю правду? Без шуток? Ну и получайте свою правду! Я напилась до умопомрачения, —Друзилла помотала головой с гордым сожалением, будто удивляясь своему подвигу. — В доску! И нисколечко об этом не жалею. А чего вы хотите? Все, кто вокруг меня вертятся — паршивые кислобздеи, безмозглые дуболомы и вонючие подонки. К тому же я страшно разозлилась на Флорри...» (Она имела в виду Флоресте.) «…а мой жених, когда я пожаловалась, только рассмеялся. Намур, вы же его знаете — красавчик, конечно, бабы за ним бегают толпой, но такое же животное, как все, по сути дела… Совершенно не понимаю, что я в нем нашла? Спанчетте, этой бомбе, стоит его пальчиком поманить — он бежит, как
«Так как насчет Арлеса?»
«Ах да, Арлес там был. Какое-то время, точно не помню… Помню, мы с ним смотрели начало «Фантасмагории» — мы ж все-таки с ним «Лицедеи», как-никак… А вот что потом было? Черт его знает… Помню, он меня хотел оттащить на берег реки, это я хорошо помню. Не пошла я туда, ну его — там лягушки и колючки, и всякая кусачая тварь летает. Ну, а он, как водится, обиделся и ушел. Тут у меня просто голова закружилась, ничего не помню. По-моему, я свалилась и заснула на скамейке. В любом случае, когда я чуть-чуть пришла в себя, было уже далеко за полночь, и все сорвали маски. Арлес вернулся, и я заставила его проводить меня домой, а то меня здорово шатало и тошнило».
Показания Друзиллы погрузили отдел расследований в уныние. Считалось, что Арлес, по-видимому, виновен, но никто не мог предъявить ему обвинения, основанные на убедительных доказательствах, так как преступником с таким же успехом мог быть кто-нибудь другой в еще одном «первобытном» костюме.
Неопределенность усугублялась одним любопытным обстоятельством, которое дорого обошлось сержанту Керди Вуку. Ему приказали отправиться в гардероб «Лицедеев» и конфисковать два «первобытных» костюма. Керди получил это поручение в конце рабочего дня; на следующий день он должен был сдать несколько зачетов, в связи с чем отложил исполнение приказа. К тому времени, когда Керди явился за костюмами, их уже не было, хотя гардеробщик мог поклясться, что видел их еще вчера.
Халатность Керди в этом случае, а также тот факт, что он не отчитался об отлучке Арлеса из патруля, повлекли за собой снижение в звании и строгий выговор от Бодвина Вука.
Керди выдержал головомойку безразлично, с деревянной усмешкой, что дополнительно взбесило директора отдела B. «Что вы можете сказать в свое оправдание, сударь?» — рявкнул Бодвин.
«Я был готов к выговору и, как вы могли заметить, выслушал его с достоинством, — ответил Керди. — Понижение в ранге, однако — чрезмерное наказание, совершенно несправедливое!»
«Неужели? — язвительно спросил Бодвин Вук. — И почему же?»
Керди нахмурился, помолчал, и выразился настолько осторожно, насколько умел: «Иногда, директор, человек вынужден руководствоваться своими принципами».
Это заявление заставило Бодвина Вука резко выпрямиться в кресле. Он поинтересовался угрожающе ласковым тоном: «Ты считаешь, что приказы можно исполнять только в том случае, если они согласуются с твоими личными убеждениями?»
Керди помялся, но выдавил: «Честно говоря, если вы ставите вопрос таким образом, мне ничего не остается, как дать положительный ответ».
«Поразительно. Когда и каким образом у тебя в голове завелась такая несуразная мысль?»
Керди пожал плечами: «Прошлым летом, выступая с «Лицедеями», я много размышлял. Кроме того, у меня была возможность обмениваться мнениями с Флоресте».
Бодвин Вук утонул в глубинах своего кресла. Сложив кончики пальцев, он изучал потолок. «Вот как! — сказал он после довольно длительного молчания. — Что ж, придется пересмотреть твое дело».
«Я надеялся, что вы примете такое решение, директор».
Бодвин Вук не слышал: «Прежде всего, ты — Вук. Представители клана Вуков редко становятся шутами, скоморохами и закулисными повесами. Наши предки не считали балаган подходящим местом работы для серьезного человека. Поэтому мне не доставляет ни малейшего удовольствия то, что я должен тебе сказать».
Грубое круглое лицо Керди слегка вытянулось: «Что это значит?»
Бодвин Вук медленно перевел взор с потолка на стоявшего навытяжку недоросля: «Учитывая откровения, которыми ты со мной поделился, твоя профессиональная карьера может продолжаться либо в труппе «Лицедеев», либо в отделе B. Работа в театре отличается множеством преимуществ. Ты сможешь воплотить на сцене все свои фантазии, дать полную свободу своему темпераменту. Если Флоресте потребует, чтобы во время исполнения популярной песенки ты скорчил похабную гримасу, повернувшись направо, в то же время выпятив зад налево, ты можешь заявить, что это противоречит твоим «принципам». Флоресте, скорее всего, отнесется к такому заявлению с некоторым недоумением, но, будучи воплощением интеллигентности и терпимости, в конечном счете признает твое право выпячивать зад в любом другом направлении. На то он и лицедей. В отделе B предъявляются иные требования. Настолько иные, что разницу трудно выразить словами! Здесь подчиняются только тем «принципам», которые непосредственно следуют из распоряжений вышестоящих должностных лиц. Здесь твоя профессиональная деятельность целиком и полностью определяется не твоими собственными представлениями и не рассуждениями Флоресте, а моими приказами. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно?»
«Несомненно, но ведь существуют...»
«Не существуют».
«Что, если совесть не позволяет мне выполнить приказ?»
«Если у тебя осталось хоть какое-нибудь сомнение в твоей способности беспрекословно выполнить любой приказ, я сию же минуту приму твое заявление с просьбой об увольнении».
«Вы тоже могли бы подать в отставку!» — буркнул Керди с упрямством, достойным лучшего применения.
Бодвин Вук не удержался от усмешки: «Мог бы. Но кого из нас, по-твоему, выгонят в шею из этого кабинета через пять секунд?»
Керди молчал, его безутешная физиономия порозовела.
«Значит, так! — резко сказал Бодвин. — Выбирай: принципы или отдел расследований?»
«Очевидно, что в моих интересах делать карьеру в отделе B».
«Твои интересы тут ни при чем. Ты не ответил на вопрос».
«Я выбираю отдел B. У меня нет выбора».
«А как насчет «принципов»?»
Выпуклые голубые глаза Керди затуманились от обиды и возмущения: «Полагаю, что мне придется ими поступиться».
«Очень хорошо, — Бодвин Вук показал большим пальцем на дверь. — Это все».
Подходя к двери, Керди обернулся и в последний раз горько пожаловался: «И все равно, разжалование — это несправедливо!»
«Неоригинальная реакция, — заметил Бодвин. — Убирайся, пока я смеюсь, мое чувство юмора не бесконечно!»
Керди убрался.
2
Зима кончилась, на станции Араминта становилось теплее. Одержимость Глоуэна постепенно таяла под влиянием весны. Он сделал все, что мог, оставалось только ждать — может быть, будущее подскажет какое-то решение. Сесили Ведер стала болезненным скорбным воспоминанием.