Хроники Мировой Коммуны
Шрифт:
– А ведь раньше люди рождались, жили и умирали, не видя ничего, кроме своей деревни и, может быть, время от времени – ближайшего городка, – задумчиво сказал Роберт.
– Да, так было веками, и вплоть до Битвы Битв большая часть населения планеты даже не помышляла о путешествиях. Но скоро они станут доступны каждому. Мы с тобой увидим все континенты Земли, а когда-нибудь, через много лет, думаю, проплывем на корабле по долинам Маринер.
– Это будет … нескоро.
– Даже при достигнутой сейчас продолжительности жизни такое возможно, – ответила Алиса.
Поезд монорельсовой дороги почти беззвучной тенью скользил
– А в Ленинграде сейчас снег, – заметил Роберт, глядя на экран терминала с прогнозом погоды, – интересно, что я так и не встретил Новый год со снегом.
– Большинство жителей Земли в Новый год не видит снега, – заметила Алиса, – но мы можем встретить следующий Новый год в Ленинграде, или поехать куда-нибудь в один из секторов Сибири – там снега будет много! И, думаю, ты не жалеешь о том, как встретил этот Новый год!
– Нет, конечно, – согласился Роберт, – снег подождет. Я не откажусь встретить следующий Новый год, например, на Луне, тем более, что туда лететь меньше, чем подниматься на лифте до космопорта.
Алиса и Роберт приехали на уже хорошо знакомый им обоим центральный вокзал, расположенный внутри пирамиды. Величественный экспресс-маглев как раз прибыл, когда они поднялись на платформу.
– Кстати, такую железную дорогу, от Кейптауна до Каира, мечтал построить один британский империалист, где-то на рубеже XX века. Мечта так и не осуществилась, хотя после Первой мировой войны британские колонии протянулись с севера на юг через всю Африку, – заметила Алиса, когда они с Робертом уже сидели в просторном салоне вагона.
– Дорогу построили только после Битвы Битв? – спросил Роберт.
– Да, и она служит не для вывоза богатств из колоний, а для развития Зависимых территорий, ну и сообщения со станцией космического лифта, конечно, хотя есть еще и линия маглева до порта Момбасы.
– Похоже, леди История действительно не лишена чувства иронии, – вспомнил Роберт изречение одного из основателей Core.
– И имеет привычку сворачиваться в спираль, – закончила Алиса.
Маглев тронулся и, набирая скорость, помчался на север, рассекая воздух и освещая дорогу перед собой прожекторами на обтекателе, где, в самом центре, сверкала рубиновая пятиконечная звезда.
Ия Корецкая. Граница росы
Она не поехала на праздник. Есть и позаслуженнее. Пятилетка на посту директора Рабкрина вымотала вконец, так что ротация кадров была избавлением. Новый двадцатичетырехлетний парнишка-директор, успевший уже поруководить логистикой коммуны в Сахаре и целой космической станцией, занял место за столом в кабинете, покрытом по традиции антикварным зеленым сукном. Какое облегчение снова стать частным лицом!
В середине ночи она проснулась от шелеста душистой травы и звона цикад. Накинув шаль, вышла из гостевого домика на тропинку и направилась вдоль опушки леса куда глаза глядят. Вдруг её поразила мысль, что только теперь, впервые в истории – можно идти вот так вот через ночную тьму в любом уголке планеты, без страха быть задержанной, изнасилованной, униженной и ограбленной, зная что каждый встречный лишь улыбнется тебе и махнет рукой.
Впереди простиралась следующая часть жизни, не меньше пятидесяти лет активного поиска, новых знакомств и приобретения знаний. Чем же занять столько открывшегося ей свободного времени? Может быть, взять отпуск на шесть месяцев или год? Интересно, как выглядят нынче очищенные от следов уличных боев и бомбежек пагоды Мьянмы, улочки Джорджтауна, небоскребы Омана? Полмира она объездила по необходимости, а отдыхать по-настоящему, путешествовать и осматривать достопримечательности – возможности никогда не было.
Партизанская война в отряде освобождения, куда Соледад попала семнадцатилетней девчонкой, потом борьба с преступностью в Бразилии, расчистка трущоб в Карачи, ирригация Бангладеш… Академия народного хозяйства, куда направила партия её, полуграмотную, не знающую толком ни математики, ни истории. Ребенок, которого она родила в джунглях, вынуждена была отдать бабушке – и никогда больше не видела ни сына ни матери, с того дня как эскадроны смерти пришли в индейский поселок. Дети погибших товарищей, которых она взяла на воспитание позже – и по ночам рыдала в полотенце на кухне оттого, что это не её Владимир, – а по утрам от чувства вины перед маленькой Эрикой и угрюмым Нгуеном. Они росли, ходили в садик, потом интернат – а это чувство не проходило, ныло сердце оттого, что она смогла дать им слишком мало любви, тепла, времени, став довеском к привычной боли и памяти о родителях и младших братьях, о любимом, погибшем от пули наркодилера уже после победы…
А потом мальчик принес ей инвертор.
Это было после того как вскрыли законсервированную станцию пришельцев на марсианской горе Олимп и обнаружили сотни артефактов, необъяснимых на современном уровне технологии. Целые институты были созданы специально для изучения странных, похожих на ленты паутины и клочья змеиной кожи, приборов.
Она не слишком вслушивалась в рассказ о нейтрино, тахионных потоках, бозоне Хиггса, разных уровнях существования микрочастиц. Старый шрам на виске Нгуена, который он не захотел убрать, побелел от волнения. Они не виделись несколько месяцев, и ей мучительно хотелось знать о его делах, друзьях и намерениях – но в последний раз, когда она пошутила, что приемному сыну пора бы уже заинтересоваться девушками, не только хромодинамикой, – тот повернулся и ушел жить в университетский коттедж. Пять лет назад.
– Как ты сказал: конвертор? – повторила она, чтобы показать, что следует за его мыслью.
Нгуен распечатал поляризованную пленку и вытащил невзрачно выглядящий клубок ржаво-коричневых нитей. Между ними пробегали сокращения и пульсации, словно спазмы сводили извлеченные из формалина печень или желудок диковинного животного.
– Я бы назвал это линейным инвертором.
– Не понимаю… Разве можно брать экспонаты из вашего хранилища и проводить над ними собственные эксперименты?.. Извини.
– Нельзя, конечно, – вздохнул он и сложил пальцы домиком над чужой биомашиной. – Это всё, что тебя волнует? Ты стала законченным контролером-инспектором, Соледад. А раньше была отчаянной. Я помню, как ты приходила к нам с гранатой в кармане. И жевала листья коки. Я однажды вытащил у тебя из кармана немножко.
– Тебе не стало плохо, надеюсь?
– Нет, – а что стало с тобой? Я наплевал на Нобелевскую премию и принес тебе самый… потрясающий предмет в истории человечества! Вероятностный переключатель, генератор временных линий. А ты сидишь как будто на заседании, и спрашиваешь выпил ли я молока на ночь?!