Хроники Навь-Города
Шрифт:
Распоряжения, как же! Кому? И какие? Чем кормить кота — так этим Панночка решила заняться сама. Просто она дала понять, что о себе следует позаботиться. Как? Написать духовную? Доблестный рыцарь Сем-Ецкий предусмотрел — в случае кончины бездетного рыцаря (а они тогда были все бездетные) имущество остаётся Крепости Кор. Снарядиться получше? Он уже снаряжён. Пяток ультранитовых гранат за поясом, сабли ковки Небесов. Невесомость и вакуум в металлургии дают порой невероятные результаты. Изготовление особо качественного холодного оружия на геостационарном поселении — кто бы мог подумать. И самовзводные
Правда, бывают исключения. Не всё то, что на плечах, — голова.
Преодолев искушение надеть парадную броню (блестящую и видную едва не с Луны, в отличие от брони полевой, неброской, чудо химии Межпотопья, первоначально предназначенной для целей, весьма далёких от рыцарства), он отдал распоряжение по Железному залу Ку-Ану. Слуги в Крепости были из окрестных деревень. Детей под присмотром медикуса Нарейки умирать стало куда меньше, вот и понадобилось пристраивать. А куда? Самые смышлёные норовили ремесло освоить. Земля, она то ли уродит, то ли нет, а вот руки не подведут, ежели умные. На выучку просились в Крепость. Кто-то и остался — у кого умения было больше отваги. На свой страх и риск промышлять не всякий может. А в Крепости почёт, уют и к старости куском не обнесут — так надеялись. Молодая Крепость, не успели слуги состариться. Богаделен же при деревнях не разводили. Пусть дети стариков кормят.
Обернулась Панночка быстро. Необычная женщина, что и говорить. Другая кота полдня передавать будет: и что любит пусенька, и чего не любит, и как его, родимого, заставить нужду справлять не в креслах хозяйских, а в корытце с песочком — и пойдёт-поедет. А тут прошло всё по самому короткому сценарию. Ведьма, она и есть ведьма.
— Что ж, любезная Панночка, если вы теперь готовы…
— Готова, доблестный рыцарь. Теперь-то я готова…
Фомин подозрительно посмотрел на Туун-Бо. Нет, парнишка, кажется, ни при чём. Просто не может Панночка без поддразниваний.
— Время позднее, пора и торопиться.
Шли они к месту, на котором давеча нашли монетку. Если это — знак Навь-Города, очевидно, что и место встречи там же. Крепостные ворота по позднему времени были закрыты, но стражник отсалютовал алебардой и вывел их секретным ходом номер два. Секретность хода заключалась в том, что выйти-то им было можно, а вот войти обратно — никак. Да и выйти, не зная секрета, можно было лишь однажды, а потом — прямиком в камеру любопытных. Секрет знали одни посвящённые. Немало, конечно. Стражник знал, кадет Туун-Бо не знал, молод ещё, а Панночка — об этом не хотелось и думать.
Не хотелось думать о знании или о возрасте?
Ход был коротким. Они вышли из слободской пивной, из особой комнаты для благородных. Завсегдатаи не заметили ничего, в отличие от парочки юнцов, впервые, наверное, пришедших сюда потратить заработанные медяки.
Им объяснят.
Роща была не столь светла, оно и понятно — полночь скоро. Обыкновенно и темнота не отпугивала гуляющих, напротив, парочек к ночи только прибавилось, но сегодня весть о гибели кадетов, о странной находке (поговаривали уже о трёх мешках золота и об огромном, с кулак, бриллианте среди горы костей) превратила её в пустыню.
Кадет прихватил факел и всё ждал приказания зажечь его. Но Фомин в темноте видел хорошо, всё-таки марсианин, ведьма света тоже не просила, и пришлось Туун-Бо идти последним, угадывая силуэт Панночки. Фомина это уже не волновало. Шуточки кончились.
Началась роща.
Он хорошо помнил путь. Ещё бы не помнить, всю местность вокруг Крепости знать должно было лучше, нежели собственные пальцы. Пальцы что, а вот ежели лазутчик прокрадётся… Он был и лазутчиком, и стражем, и лишь когда начинались учения Академии, Фомин прекратил полевые тренировки. Нечего молодёжь смущать.
К полянке они вышли за четверть склянки до полуночи. Тогда, когда и положено, не поздно, не рано. Как раз по этикету. Правда, насколько этикет Крепости был в почёте у Навь-Города, оставалось только догадываться. Ничего, скоро проверим.
Панночка что-то прошипела сквозь зубы. Заклинание или просто зацепилась за ветку?
На поляне очертился круг — локтей шесть в поперечнике. Он светился зеленоватым, едва видимым, но несомненным огоньком.
— Ваша работа, любезная Панночка? — спросил Фомин ведьму.
— Это следы Хода. Свежие. Я только указала их.
Фомин с горечью вспомнил Глыбь-зонд. Мучаешься, творишь, а здесь раз — и готово. Волшебство. Это как со стихами: во время полёта проверяя запасной электронно-цифровой агрегат, задатчики пытались сделать альтернативную версию «Евгения Онегина». Времени хватало, и пытались изо всех сил — подключали исторические модули, комбинировали со стихосложением, добивались благозвучия райского, а всё с гусиным пером Александра Сергеевича сравниться не смогли.
«Евгений, знай, дуэль — в забвеньи! Не лучше ль нам, мой верный друг, Коловращенью жизни вдруг Придать иное направленье?» —вспомнил он шедевры агрегата. И ведь действительно — совсем, совсем иное направление дано коловращенью жизни.
Круг разгорался ярче и ярче.
— Они приближаются, — прокомментировала Панночка.
— Кто — они? — робко спросил Туун-Бо («При определённых условиях, особенно если велика опасность внезапного нападения, младшим дозволяется спрашивать старших, разумеется, в самых кратких и скромных выражениях», — из полевого устава Академии).
— Навь, кадет. Это идёт Навь.
Земля вспучилась, приподнимаясь, и — словно цветок распустился. Или раскрылся диафрагмальный шлюз марсианского поселения. Кому какое сравнение по душе.
Из хода вышли двое.
В народных преданиях жителей Навь-Города представляют либо иссохшими жилистыми полумертвецами (иногда и просто мертвецами), либо толстенькими карликами необычайно уродливого вида. Но перед ними были самые обыкновенные люди. Даже чистые — никаких следов почвы, глинозёма или песка. Подчёркнуто чистые — в белых одеждах.