Хроники незабытых дней
Шрифт:
Подойдя к машине, увидели очаровательных, как куклы, голых пузанов, кидавших в Диму песком и что-то кричащих. Заметив нас, они разбежались. — Что им было надоё — спросил Дима. — На языке хауса, они обзывали тебя человеком без кожи, так ругают здесь европейцев, — доходчиво перевёл Виктор.
Опять надоевшая дорога. Из головы не выходила похожая на ведьму старуха со своим кровавым товаром. Неожиданно, как положено в зоне экватора, день, не переходя в сумерки, резко сменился ночью. В наступившей вдруг темноте, впереди на высокой арке зажглись мертвенно-зелёные неоновые буквы «Добро пожаловать в Ифе — колыбель народа йоруба».
Уже в темноте, не без труда нашли здание университета, где ещё часа три ставили модули стенда,
Не буду утомлять Читателя описанием рутинной работы, состоявшей из встреч и бесед с издателями, книготорговцами, представителями нигерийской творческой интеллигенции. Благодаря связям Виктора нам кое-чего удалось добиться. На стенд частенько заглядывали его партнёры из разных городов страны. Здоровые, как на подбор, чёрные парни, хлопали его по плечу, смеялись, спорили, пили кофе и угощались водкой. Благодаря им, мы вскоре перезнакомились со всеми африканскими участниками выставки и многими преподавателями университета, которые с интересом посещали нашу экспозицию. По цвету кожи, форме носа, орнаменту национальной одежды, Виктор без труда определял племенную принадлежность посетителя и приветствовал его на хауса, фульбе или ином родном языке, чем мгновенно располагал к себе. Шрамы и татуировки на лицах посетителей, которые мы приняли за украшения, говорили ему о социальном положении гостя и определяли манеру поведения. За редким исключением нигерийцы говорили на каком-то пиджен-инглиш, который я понимал с трудом, и тогда Виктор выступал в качестве переводчика.
В целом, организована выставка была неплохо, информация поступала во-время, мини-басы регулярно курсировали между университетом и отелем. Завтракать приспособились в номере, как все советские командировочные — чай, хлеб, сыр плюс ананас. Обедали в кафе на выставке, где, слава Богу, европейское меню обеспечивал повар нигериец из Лондона. И всё было бы хорошо, если не ужасы отеля.
Гостиница представляла собой П-образное трёхэтажное здание современной архитектуры с бассейном в центре патио. Внешне строение выглядело вполне респектабельно, но внутри царили разруха и запустение.
Особенно огорчал заросший ряской и лилиями плавательный бассейн, вокруг которого валялись остатки пластиковой мебели. Не знаю, водились ли в его глубинах крокодилы, но, судя по таинственным всплескам на поверхности и шевелению глянцевых листьев кувшинок, борьба за жизнь там шла нешуточная.
По ночам надолго отключали электричество, переставало работать централизованное кондиционирование, и чтобы создать хоть какое-то движение воздуха приходилось открывать двери на балкон и в коридор. В комнату мгновенно влетали и вползали москиты, жучки и прочая живность. Антимоскитных сеток не полагалось и, завернувшись с головой в мокрые от пота простыни, мы хором поминали Бога, душу, мать.
Через день прибыл посол и пришлось потерять полдня, сопровождая его в качестве свиты, в резиденцию губернатора штата. К великому сожалению, надежда на халявный обед не оправдалась, более того, в конце дружеского визита нас чуть не пристрелили.
Случилось следующее. Губернатор и посол в течение двух часов шушукались где-то в глубине дворца, а мы под бдительным наблюдением автоматчиков, торчащих за каждым кустом, расположились в беседке в креслах, покрытых леопардовыми шкурами. Угощали отвратительным кофе с арахисовыми орешками отчего жрать хотелось ещё больше.
Наконец на дорожке, ведущей к воротам, появились посол с губернатором и мы, почтительно отступив на шаг, последовали за важными персонами. Слава Богу, я шёл последним. Стоящий на углу дома часовой, притопнув ногой, отдал честь. Резкое движение напугало какую-то
Справочно (о стрельбе) Не знаю, дорогой Читатель, случалось ли Вам служить мишенью, но ощущение человека, на которого направлен ствол — не из приятных. В меня стреляли только однажды, да и то из двустволки.
Поздней осенью 60-го года, мне по причине, о которой сейчас говорить не буду, во второй раз приспичило бросить инъяз.
Начитавшись популярного в те годы Паустовского, решил пойти в народ и в поисках сермяжной правды оформился ручным бурильщиком в геологоразведочную партию. Контора старшего геолога располагалась в какой-то полуживой деревеньке в километрах в трех от станции. Ночевал у старухи-лесничихи, там же и столовался. Изнуряющий физический труд выматывал до такой степени, что первые недели, добравшись до сторожки, я валился на узкую геологическую раскладушку и засыпал, не снимая брезентовой робы, надетой поверх ватника. Валенки с галошами, измазанные замёрзшей глиной, старуха стаскивала с меня уже спящего.
Работали в экспедиции в основном бывшие зэки, которым было запрещено приближаться к Москве ближе, чем на сто километров. Народ был отпетый, но я был тот еще перчик и, как писали тогда в характеристиках, «пользовался заслуженным уважением коллектива». Работали без выходных, не нарушая установленного сухого закона, но раз в месяц, получив зарплату, коллектив дружно уходил в недельный запой. В один из весенних дней, я почему-то оказался в лесу. Не думаю, что подобно тургеневской девушке, наслаждался запахом распустившихся почек, скорее всего сокращал дорогу, направляясь за водкой на ближайшую железнодорожную станцию.
Навстречу попался шурфовик Маклак с дробовиком. Отношения между бурильщиками и шурфовиками в те дни были натянутыми, к тому же он был смертельно пьян.
Мы повздорили и Маклак начал стрелять.
Я скакал как заяц среди молодых редких берёз, дробь срезала ветки кустов и чмокала в стволы, за которыми пытался укрыться. На следующий день мы вместе выпили и помирились, тем более, что он ничего не помнил, но как говорится в старом еврейском анекдоте, неприятный осадок остался.
Вернёмся к делам нашим скорбным. Поскольку европейских делегаций было немного (крупные издательства были представлены нигерийскими филиалами), я сосредоточился на сборе информации о преподавательском составе университета. В этом деле, как ни странно, помог визит к новому «оба».
На третий или четвёртый день было объявлено, что новый вождь желает познакомиться с участниками выставки и с этой целью приглашает нас на обед. В установленное время мы с мытыми шеями в костюмах с галстуками стояли в толпе гостей на ухоженной лужайке загородного дома «обы». Перед собравшимися гостями не то в высоком кресле, не то на троне восседал одетый в национальную одежду мужчина средних лет, хотя точный возраст чернокожего определить трудно. Позади него выстроилось несколько пышнотелых с шоколадными лицами жён и одна молодая европейка, как потом выяснилось, итальянская секретарша. Неожиданно, видимо по какому-то сигналу, стоявшие рядом негры, один за другим грохались на землю и поочередно ползли несколько метров к вождю, затем, поцеловав туфлю вставали и отходили в сторону.