Хроники незабытых дней
Шрифт:
Если дело приобретёт огласку, от меня откажутся все.
Хрестоматийно известен случай, произошедший с одним служащим, не буду называть ведомство. Он прошел все стадии оформления командировки в одну богатую европейскую страну сроком на два года. За пару недель до отъезда устроил на работе междусобойчик. Захотел сэкономить — одновременно ублажить завистливых коллег и отблагодарить начальство. По дороге домой заснул в метро. Надо сказать, что жил он в коммунальной квартире в комнате с женой и грудным ребёнком. Не высыпался неделями. Проснулся на конечной станции, когда два дяди в форме тащили его в вытрезвитель.
Ночь прошла в мучительных раздумьях. Извечный русский вопрос — «что делать?» стоял во всей убогой наготе. Ясно, чтобы выбраться, надо менять стиль поведения, нахрапом тут не возьмёшь. Когда в девять утра, появился похмельный майор-начальник, я, освобожденный к тому времени от пут, бухнулся в ноги с криком:
— Отец, родной, не губи!
После сердечной беседы ситуация прояснилась.
Сегодня у жены майора день рождения. Желательно искупить мою вину подарком. Если через два часа не вернусь, документы о моём развратном поведении уйдут по назначению — одна бумага в отдел кадров, другая — по месту жительства, для принятия строгих воспитательных мер. Почтовая служба, учреждённая на Руси ещё при Батые, работала медленно, но исправно.
Я похлопал себя по карманам. Заботливые вертухаи оставили один рубль на проезд. Миши в Москве не было, звонить другим не хотелось, неизбежно пойдут круги. Времени оставалось в обрез. Сейчас, четверть века спустя, вспоминать об этом интересно и весело, а тогда было не до смеха.
Через час ворвался домой и, крикнув заплаканной Ирине, обзванивавшей морги: «потом всё объясню», бросился к шкатулке с семейными драгоценностями. Ещё через час я вручил уже опохмелившемуся майору жемчужное ожерелье моей жены. Он торжественно разорвал проклятые протоколы, достал бутылку хорошего коньяку и любезно предложил отметить это событие. Под прощальное «заходи ещё», вышел на улицу и полной грудью вздохнул московский февральский воздух. Я был спасён.
Приближался день отлёта. Подготовка к командировке и оформление шли как под копирку, только на один укол полагалось меньше. Предыдущей вакцины от жёлтой лихорадки хватит на десять лет. За день до вылета инструктировал Миша. Виктор из «Межкниги» сейчас в отпуске в Союзе. Опекать делегацию поручено корреспонденту агентства печати «Новости» Борису Хану, назовём его так. Сразу по прилёту мне надлежит встретиться с Мишиным приятелем Николаем — советником посла по безопасности. Он будет моим куратором, все возникающие вопросы и просьбы — к нему.
Уже работал Шереметьево-2. Я приехал в аэропорт на автобусе, Володя прикатил на председательской чёрной «Волге» с двумя маячками на крыше, вызвав у меня взрыв классовой зависти. Между прочим, мог бы и за мной заехать по дороге. Он вальяжно осмотрел новый аэропорт и мы торжественно направились в зал для делегаций. Пройдя без досмотра таможню, мы подошли к стойке медицинского контроля, где я предъявил медицинский сертификат, а Володя что-то замешкался. Долго хлопал себя по карманам, копался в сумке, затем в чемодане. Лицо его стало озабоченным, да и мне всё это не нравилось. Вдвоём перетряхнули все вещи и вывернули карманы. Теплилась последняя надежда, документ мог лежать в пальто, которое осталось у водителя «Волги». Володя с трудом прорвался обратно через таможню и исчез в недрах аэропорта.
Вернулся окончательно расстроенным, сертификата не оказалось и там. Время
В отчаянии Володя опустился на чемодан с экспонатами и обхватил голову руками. Следующий рейс в Африку — на Хараре через Лагос будет через три дня.
Лететь к концу выставки не имеет смысла. Поднаторевший в партийных разборках Володя, хорошо понимал, чем грозит позорное возвращение из аэропорта. Потребуют объяснений в различных инстанциях, возможно в ЦК, утвердившем командировку. Хвост слухов будет тянуться годы. Знаете, как в анекдоте, выбирали нового раввина, и вдруг кто-то крикнул, что у него дочь в девках родила. Поднялся еврейский гвалт и сколько тот не уверял, что у него нет дочери, никто его не слышал. Выбрали другого.
Мне было его по-человечески жаль, хотя мелькнула подлая мыслишка — слетаю один и проблем не будет. Володя бормотал что-то о происках врагов, укравших медицинский сертификат, намекая, что знает, чьих рук это дело. Он был так искренен в своём горе, что подумалось, а вдруг это «контора» постаралась. В его стенаниях слышалось нечто радищевское, знакомое по школьной программе, «звери алчные, пиявицы ненасытные, что человеку вы оставили?» Вдруг Володя замолчал, полез в сумку и достал недавно отпечатанную на английском книгу мемуаров Л. Брежнева с большим портретом автора на суперобложке. По-моему это была «Малая земля». Планировалось, что книга станет гвоздём нашей экспозиции на выставке, а затем мы должны будем осчастливить ею посла.
Прижимая книгу с портретом генсека двумя руками к груди, он как батюшка, возглавляющий Крестный ход с иконой Николая Угодника, торжественно направился в кабинет начальника медслужбы. Я, не веря в чудо, потащился за ним, волоча по полу чемоданы. Из-за двери доносилось: «… за срыв важнейшего политического мероприятия…, Отдел пропаганды ЦК…, партийная комиссия…». По моему языческому неверию был нанесён удар — чудо произошло.
Вскоре потные и взъерошенные мы сидели в самолёте, переживая перипетии произошедшего. Не успев взлететь, откупорили дежурную бутылку и огляделись.
Показалось, что с прошлого года в салоне ничего не изменилось. Впереди разместились такие же весёлые внешторговцы, в соседнем ряду радостно улыбалась африканская тёща с щенками. И только количество евреев-отщепенцев, ухитрившихся вырваться из цепких объятий любящей отчизны, как будто удвоилось.
Сидевший рядом с Володей австриец тщетно пытался его разговорить на всех известных ему языках, но партсекретарь держался стойко, избегая порочащих его связей. Я общался с двумя унылыми согражданами, которые даже в Вене не сошли пить пиво.
Они летели в Ливию на строительство аэродрома. В Москве им запретили прикасаться к бутылке ещё за три дня до отлёта. Предыдущую группу строителей ливийские пограничники не выпустили из аэропорта и отправили обратно следующим рейсом из-за мощного водочного амбре. Ислам, понимаешь. Я искренне сочувствовал горю — им предстоял год трезвости.
Полёт прошёл быстро. В Лагосе ждал сюрприз — новый красивый аэропорт, почти копия Шереметьево-2, говорят, строила та же фирма. В толпе встречающих едва отыскали нужного человека. Табличку с фамилиями он держал за спиной и по описанию не походил на собкора АПН. Оказался чей-то водитель из посольства. На наши вопросы отвечал нехотя и косноязычно — «не могу знать, все в разъездах» и так далее. Володя стал закипать. Он полагал, что его встретит, если не посол, то хотя бы партсекретарь. — Вернусь, поговорю в МИДе, распустились тут, — шептал он на ухо.