Хроники Обетованного. Осиновая корона
Шрифт:
Альен. Алисия назвала ребёнка Альеном.
***
Уна подула на обожжённые пальцы и поспешно стёрла последний штрих в цепи символов. Хорошо, что она выбрала сегодня карандаш, а не чернила... Кольцо на столе не просто осталось видимым - даже не побледнело и не обратилось в прозрачный сгусток тумана, как было два дня назад. Снова у неё не получилось.
Зато край стола и бумага под ладонями накалились и задрожали, будто готовясь взорваться. Уне казалось, что точно так же, изнутри, накалилась она - большой нелепый котёл, что скоро лопнет... Уна отложила лист с символами, книгу со схемой-образцом, многострадальное кольцо, переплела пальцы
Заклятие невидимости было лишь одним из многих - из сотен и десятков, которые ей не удалось (и, может быть, не удастся) освоить самостоятельно. С каждым годом Уна всё отчётливее понимала, что предел близок: рано или поздно, в страшном "когда-нибудь потом", она уже не сможет молчать о своём Даре. Дар разрывал, переполнял её, присылая то кошмарные сны и томящие видения, то бессонницу - а то и беспричинную, звериную тоску, когда хочется лишь бродить ночами по замку и окрестностям в поисках неведомо чего. Были, конечно, и дни, когда Уна чувствовала себя звенящей от радости, полной сил - почти всемогущей, - но они возвращались всё реже, и всё меньше простых, каждодневных вещей приносили ей покой и счастье.
Уже несколько лет Уна выторговывала себе по несколько часов в день - выторговывала у образа жизни, подобающего леди (возня со слугами, бесцельные прогулки, ленивая болтовня с соседями, шитьё и вышивание без конца...), чтобы закрыться в библиотеке или своей комнате. Ключ от библиотеки в день совершеннолетия - когда ей исполнилось семнадцать - перекочевал к Уне от матери, так сказать, официально; но вообще-то она задолго до этого бессовестно овладела копией, осчастливив заказом кузнеца из деревушки Делг. Все книги и свитки Кинбралана, которые хотя бы отдалённо, глухим эхом, касались магии, стали владениями Уны - её личной загадочной страной, спрятанной от посторонних. Она уходила в эту страну сначала с трепетом, а потом - по привычке, уже не мысля себя без неё. Уна несла свою тайну, не зная, на что она больше похожа: на золотое сокровище или на гнойные струпья прокажённого...
Пожалуй, сравнение с проказой было всё же уместнее. Именно так Уна ощущала свой Дар, погружаясь в историю Обетованного, а заодно - в историю своего рода.
Все записи хроник о лордах и леди Тоури, владевших магией, напоминали жуткие сказки в исполнении тёти Алисии, которыми Уна заслушивалась в детстве. Ничего хорошего, честного, справедливого; никаких оправданий. Отцеубийца лорд Ровейн был только началом - тем, кто протоптал длинную дорогу для злодейств и безумия. Уна листала страницы с выцветшими чернилами - страницы, в которые явно много лет никто не заглядывал, - и кожа её покрывалась мурашками, а мысли мрачнели. Клеймо всегда было однозначным, в духе старонравного северного Ти'арга: "колдун" или "ведьма", "убийца", "насильник", "блудница", "глумление над богами", "растление детей", "некромантия", "заговор против короля"... Почему её предки так упивались злом - если всё это правда? Что лишало их рассудка - суровые зимы предгорий, холодные стены Кинбралана, сама магия... Или просто одиночество?
А если неправда - за что их так очернила молва? Не могли же люди этих краёв в течение стольких веков ненавидеть магию просто так, без всяких оснований...
Или могли?
Как бы там ни было, эта ненависть глубоко въелась в души людей. Крестьяне из Делга и Роуви, с которыми Уне доводилось разговаривать (таких было немного); торговцы и ремесленники из Академии и Меертона; жрецы четырёх богов и Прародителя; аристократы и рыцари Ти'арга наравне с двурами-землевладельцами Альсунга... Их объединяло неприятие магии - разной степени, от полуравнодушного недоверия до озлобленности (особенно если это было связано с чем-то личным). Повлияла, видимо, и Великая война. Уне иногда казалось, что она видит в воздухе линии этой простой схемы: "наш многолетний враг - Дорелия; Долина
Повлиял, конечно, и Альсунг, под чьим владычеством Ти'арг жил вот уже двадцать лет. Уна знала, что там детей и подростков, в которых пробуждается Дар, без особых сожалений убивают - приносят в жертву собственным многочисленным богам. Любой альсунгец скорее умрёт, чем отправится сам или отправит дитя в такое "проклятое место", как Долина Отражений. Королева Хелт, правда, определённо училась магии; у Уны не укладывалось в голове, как её семья (ведь была же у неё семья?..) могла сделать такое исключение. Наверное, это были очень храбрые люди. Или они просто до самозабвения любили свою златовласую дочь - так сильно, что любовь победила законы королевства...
Ничего хорошего, впрочем, из этого не вышло.
Уна, в общем-то, решилась бы наплевать на общее мнение, если бы его не разделяли её близкие. Магии не доверяли все, кого она знала, кроме тёти Алисии... Но тётя Алисия в последние годы с головой ушла в заботу о муже и детях. Уна редко видела её - и ещё реже отваживалась о чём-нибудь с ней посоветоваться. При каждой встрече она замечала, как её вечно унылое лицо и странные темы для бесед расстраивают и угнетают тётю (хотя та - по своей доброте - и старается не показывать это)... Нет, откровенность с тётей Алисией ничего бы ей не дала.
Отец боится магии до дрожи - и к тому же, увы, не хуже неё знаком с семейными преданиями. Кроме того... Зачем себе лгать - отец не принимает никаких решений, и никогда не принимал. Он угасает в своей северной башенке, среди гобеленов со сценами битв и поединков - тех, в которых никогда не сможет поучаствовать. Он лелеет свою боль и свои неподвижные ноги; он любит Уну, но вряд ли часто вспоминает о ней - как если бы она уже давно вышла замуж и жила отдельно, превратившись в тёплое воспоминание. Он ответил бы ей, как всегда: "Решай сама, дорогая... А лучше посоветуйся с мамой", - и улыбнулся бы беспомощно, вновь разорвав Уне сердце.
Дядя Горо всё больше пьёт; он и охотится-то меньше, не говоря уже о прочих занятиях. Охота была его главной страстью, но даже она уже не так увлекает его. Он погружается в угрюмые хмельные раздумья, в вялые перепалки с матерью Уны, в воспоминания и тренировочную рубку на мечах с приятелями - со скользкими типами, которых постоянно подбирает в своих поездках... И можно понять: с кем ему ещё драться, если не осталось в замке ни рыцарей на службе у рода Тоури, ни братьев, которые способны сами передвигаться?.. Дядя Горо, похоже, слегка восхищается магией, но боится её куда больше. Он злословит против волшебников при дворе наместника Велдакира каждый раз, когда приезжает из Академии.
Дядя Горо тоже не сказал бы ей ничего дельного.
А мама... О ней в этом смысле нечего было и думать. Мама ни за что не отпустила бы её к Отражениям. Она и так уже давно не скрывает, как Уна разочаровала её; сумела бы она принять дочь-колдунью? Сумела бы поверить, что это не каприз и не "фантазии нелюдимого ребёнка", как она часто выражалась в их спорах?..
Уне не хотелось проверять.
Если верить записям, её предки после обучения в Долине возвращались в Ти'арг другими людьми. Либо вовсе не возвращались (особенно младшие сыновья, которым не суждено было унаследовать Кинбралан) - и тогда отголоски их мерзких дел доносились из Дорелии, Кезорре или с островов Минши. Именно овладев Даром, они сходили с ума, бросались в разврат, проводили тёмные ритуалы, о подробностях которых хроники боязливо умалчивали... То же подтверждалось и в книгах, написанных авторами из других королевств Обетованного - и даже в песнях ти'аргских менестрелей о древних магах. В этих песнях они оказывались коварными и жестокими интриганами гораздо чаще, чем верными помощниками королей.