Хроники одного заседания. Книга первая
Шрифт:
И сеньор Феррари был вынужден глубоко задуматься над его словами и даже прислушаться к своему собственному сердцу, которое, как он часто утверждал, его никогда не обманывает. Так проходит одно мгновение, и лицо сеньора Феррари преображается в недовольную гримасу, которая без его последующих слов: «Не могу поверить, что так может быть», – приводит к ясности его понимания, находящуюся в этом курительном помещении группу людей, состоящую по большей части из тех, кто не намерен разделять своё главенствующее мнение, с кем-нибудь то ни было, даже если она прекрасна, как нимфа.
– Такова жизнь, сеньор Феррари, и она зачастую приносит нам сюрпризы именно там, где ты совершенно их не ждёшь. – Подытожил разговор мистер Пеликан, таким иносказательным способом подвигнув сеньора Феррари больше не обольщаться насчёт Сони, которая, в отличие от всех остальных членов клуба, строго придерживается основного клубного правила – анонимности. И наверняка лишь потому, что она даже в самых не привередливых глазах есть первостатейная ведьма, с обязательной бородавкой на своём уродливом носу. Ну а то, что её прекраснейшие руки есть полная противоположность всему тому бреду на её лице, которым наградила её природа, то на то она и ведьма, что сбивать с прямого пути добрых молодцев к себе в избушку на курьих ножках.
– Ну, ты и сказочник. – Позволил себе сразу не поверить сеньор Феррари. На что мистер Пеликан, не раз слышавший в свой адрес такие, как его кредиторам казалось, нелестные слова и выражения, а на самом деле, для него служащих признанием его заслуг в деле умственного влияния на своего потенциального читателя, улыбнулся и дал свой обстоятельный ответ.
– Ну, насчёт избушки на курьих ножках, то я, скорее всего погорячился. И, по всей видимости её ухоженных, ежедневно смазываемых дорогими кремами рук, можно со всей очевидностью предположить, что она живёт …Нет, царствует в своих хоромах, находящихся практически на берегу какого-нибудь, обязательно фешенебельного района Майями. И вполне вероятно, что её красота достойна того, чтобы проезжавшие на своих скейтах рядом с её кабриолетом добры молодцы, завидев неё, падали замертво сбитые другими добрыми молодцами, проезжавшими в тот же момент мимо неё на своих тяжеленных для их умственного развития джипах.
А такое признательное отношение к тебе со стороны всего окружающего, где нет места даже ничтожному отрицанию для твоей души с её запредельными желаниями, которые выросли до таких своих неисполнимых размеров по всё той же причине – по одному щелчку её пальцев исполняется всё, чего она только захочет – разве не сделает её ведьмой в твоих или в глазах того претендента на её руку, кого она выразительно, с ехидной улыбкой пошлёт по его нищему добру по здорову, не к кощею бессмертному, а на три буквы. – Мистер Пеликан видимо знал, о чём сейчас говорил, раз его уверенность передалась всем его, в основном холостым слушателям.
Но сеньор Феррари, как и всякий член клуба, со временем стал искусным хиромантом, и он теперь без труда прочитает, что прячут за собой те или иные руки, и поэтому он не собирается быть столь наивным по отношению к мистеру Пеликану, к чьим рукам несомненно есть вопросы со стороны детективного сообщества. – Пока лично не увижу, не поверю. – Доверив эту тайну только своим тонким усикам, сеньор Феррари и все присутствующие при этом обсуждении члены клуба, направились на свои места.
Но вот все заняли свои места за столом, чтобы продолжить заседание клуба, где все члены клуба, за исключением товарища Гвоздя, которого в данный момент волновали более приземлённые вещи – его ноги – теперь волнительно гадали, на каком же имени остановится выбор Сони или Президента, который имеет право на свою рекомендацию. Но Президент, как и Соня не торопились высказывать свои предложения, отчего все даже предположили, что они ждут, чтобы кто-то из членов клуба предложил имя. А может и потому, что ждут, когда этот товарищ Гвоздь, у которого определённо имеется про запас другой острый инструмент, и все знают, где он у него припрятан, наконец-то успокоится и перестанет вертеться.
Но товарищ Гвоздь не только не перестаёт крутиться, но и что-то там бубнит своему соседу, сэру Монблану.
– И как теперь мне быть? Прямо хоть ноги из ботинок не вытаскивай теперь. – Товарищ Гвоздь наряду со своим бубнением, испытывая нервозность, к волнению других членов клуба, начинает беспорядочно нажимать в карандаше на кнопку вызова, как его называл Гвоздь, нового материала. – А я ведь дал себе зарок, что мистеру Сенатору в моём присутствии, отныне легко не вздохнуть.
И с этим мистер Сенатор, несмотря на своё нежелание ни с чем не соглашаться с товарищем Гвоздём, не мог не согласиться, и он постоянно, до обморочного состояния чувствуя на себе влияние носков товарища Гвоздя, которые тот вытаскивал из своих ботинок, не мог продышаться. Ну а мировой порядок так устроен, что если в одном месте убудет, то в другом в тот же момент прибудет. Так что тут ничего неожиданного не происходило, и когда ноги товарища Гвоздя отдыхали от своего прежнего стеснённого состояния в ботинках, то мистер Сенатор, в чью сторону, максимально близко вытягивал свои ноги товарищ Гвоздь, теперь уже не мог через этот фильтр спокойно дышать, постепенно сходя с ума.
Между тем товарищ Гвоздь, посчитав, что на этот раз все эти приличия не имеют большого значения, когда на кону стоит его слово и честь, вытягивает свои ноги в обычную сторону мистера Сенатора, и в один вынос ноги из сковывающих её сознание ботинок, заглушает голос разума в голове мистера Сенатора, яростно возжелавшего поскорее заболеть и тем самым удивить товарища Гвоздя своей нечувствительностью к различным невыносимым для человеческого бытия и портящим его сосуществование с другими людьми запахам.
Ну а раз с этой стороны пропала опасность для вмешательств в ход заседания, то Президент обращается к Соне, но пока ещё не к совсем Соне, а всего лишь к новой коллеге, в намерении узнать, как бы она хотела, чтобы её называли. На что Соня, как всеми членами клуба было понято, притворно засомневалась, в ожидании с их стороны своих предложений.
– Да что тут особенно думать. Вылитая Соня и есть. – Почему-то ожидаемо влез со своим утверждением товарищ Гвоздь, с некоторым удивлением разведя своими руками. Ну, а ответное хихиканье отныне Сони, не только закрепило за ней это имя, но отзвук её завораживающего, наполненного радостью голоса, хоть и в таком бессловесном выражении, немедленно, в обожании её, уронил нестойкие против такой улыбчивости сердца некоторых членов клуба. Среди которых нашлись и такие, кто (наверняка безудержные романтики, то есть романисты) на этом не остановился и в своём преклонении перед ней, чуть ли не сполз со своих стульев вниз.
Хотя, возможно, они это сделали преждевременно, ведь вопрос внешнего выражения личности Сони, так и не был решён. И кто знает, кроме наверняка Президента, кто скрывается за этими покрывалами темноты – мечта любого романиста, принцесса и красавица на горошинке, или же ведьма во всех своих качествах и отражениях, что даже ни одно зеркало не выдерживает её вида и взгляда, тут же трескаясь под ним.
Ну а то, что она обладает таким прекрасным голосом, то это ничего не значит, кроме разве что только наводит мысль о том, что она вполне может быть жестокой к любым формам мореплавателей сладкоголосой Сиреной. А это значит, что она тебя обязательно, во что угодно уверит, заговорит и заставит подписать всё, что ей только нужно, а потом пиши как звали, оставшись без квартиры, без машины и только с пустым счётом из банка.
– Знаю я этих сирен. Им только палец для обручального кольца протяни, так они тебя без последних штанов оставят. – Рассудительно зло рассуждал, подтягивая свои штаны на огромном ремне, мистер Пеликан, являющийся одним из тех, кто отстаивал версию ведьминого происхождения Сони, которая даже если, в конечном счёте, и окажется красавицей, то это ещё не значит, что она не ведьма.
– Да, любая особа женского пола, с претензией на наличие у неё большего ума, нежели у нас, уже по одному этому определению, самая что ни на есть ведьма. – Уже со своим знанием всех этих ведьм, поддержал мистера Пеликана господин Кросс, который конечно мог бы много чего порассказать в качестве иллюстрации на эту тему, но он не будет этого делать, не желая провоцировать на охоту на ведьм людей, потерявших после его откровений всякую надежду обрести в своей жизни маленькую глупость.