Хроники одного заседания. Книга вторая
Шрифт:
– Честно сказать, вы своим заявлением поставили меня в довольно затруднительное положение. – Нахмурившись сказала цветочница, затем немного подумала и, глядя на вдруг испугавшегося Глеба, сказала. – Ладно, уговорили, – цветочница, улыбнувшись, вернула к жизни Глеба, – вы же не видели, как я играю и на что я способна, а значит, имели право на такое своё претенциозное мнение.
– Ну а что насчёт других. – Вновь взял слово Тиша, тем самым решив сгладить неровности разговора. – Они не испытывают проблем для того чтобы вжиться в роль царственных лиц. Ведь королевских примеров для подражания практически не осталось.
– Ну, подражать здесь действительно
Ну а его коллеги монархи, особенно один, похожий на короля Ричарда Львиное сердце – он слишком отважно смотрел на своих коллег монархов и беспощадно пускал им дым в глаза из своей сигары, и при этом никто ничего не мог сказать против его огромных кулаков – как только монарх-коллега оборачивался от щели в занавесе к ним с застывшим лицом, то тут же приступали к его критическому обсуждению.
При этом надо понимать, что прежнее величие нынче не в чести и даже оспаривается потомками. Да и сегодняшний монарх, честно сказать поизмельчал и не готов рубить с плеча пойманных на чём-нибудь предосудительном своих подданных. И понятно, что Ричард Львиное сердце, как плоть от плоти своего, а не того времени, не питает ни малейшего уважения к столь великому монарху, каким считался Карл.
– Ну, халтура. – Используя чуждый монархам язык и связанный с копипастой огрех, заявлял Ричард, не только Львиное, но и бессердечное к своим коллегам-монархам сердце (вот такой парадокс). – У принца хоть и рожа паскудна, но всё же в ней есть то достоинство, которого в твоей роже полной конформизма, этого только подобия, а не искренности, ни капли нет. А вот протухшего портвейна, сколько угодно, и им до сих пор от тебя несёт. – Как всегда Ричард начал своеобразно своему видению переходить на личности, что мало кому понравится, и усугубляет в ещё более тусклую, совершенно не авторитетную сторону выражение лица монарха Карл Великого, который уже решил про себя, с помощью заговора свергнуть с престола этого невыносимого Ричарда в статисты. Благо режиссёр так же сильно, как и он любит портвейн в себе, а не как некоторые, себя в портвейне – все знали не сдержанную натуру Ричарда, который ни в чём не знал удержу, в том числе и смаковании столь благородного напитка королей, портвейна. В результате всё для него заканчивалось как всегда, под столом, весь в портвейне, а для всех других печально – Ричард прежде чем таким образом успокоиться, успокоил кулаком нескольких коллег-монархов.
– Да оттого-то, что он не король, а принц, у меня ничего и не выходит. – Накуксился Карл.
– Плохому танцору, всегда что-нибудь да мешает, даже если он кастрат. – Ричард этим своим похабным заявлением, прямо-таки оглушил Карла, чего не скажешь о стоящих рядом с ним коллегах-монархах, которые в своём веселье поддержали Ричарда.
– А ну, отвали. – Отогнав в сторону Карла, Ричард занимает место у занавеса, затем приоткрывает его, и заглядывает в появившуюся щель.
– И на кого они все там смотрят? – спросил цветочницу Тиша.
– На присутствующую сегодня на премьере королевскую чету. – Ответила цветочница.
– А! Впитывают в себя царственного величия. – Догадался Тиша.
– Отливают в лице и сердце самодержность. – Уточнил Глеб.
– Скорее уподобляются. – А вот ответ цветочницы прозвучал даже как-то очень язвительно, вызвав удивление на лицах Глеба и Тиши. Но цветочница не заметила этих их взглядов, да и Ричард вернулся из внешних пределов занавеса, зрительного зала, и требовал от коллег-монархов для себя объективности.
– Только не врать! А то я знаю ваши завистливые души. – Грозно предупредил своих коллег-монархов Ричард, сурово посмотрев на них из под своего вздёрнутого в самые небеса носа.
– Одно могу сказать. Хорош. – Сделал заключение самый высокий монарх из всех известных режиссёру этой своей постановки Селебрити, Пётр. Правда у извечного антагониста режиссёра, автора пьесы, Успешного, на этот счёт было другое мнение, и он, отталкиваясь от основанных на достоверных фактах исторических источников, изначально прописал в своей пьесе другого монарха, Николая первого, который по всем метрическим сведениям, был выше своего предшественника Петра. Но разве возможно в чём-то оспорить режиссёра, да ещё такого новомодного, как Селебрити, у которого в поклонниках ходит весь бомонд. Да никогда. У него на всё есть своё режиссёрское видение.
– Что ты мне тут пургу втуляешь. – Перейдя на более понятный для обычных людей язык, режиссёр в одно мгновение поставил на своё место, ещё сука пытающегося отстаивать своё авторское право, драматурга Успешного, который своей фамилией и тем, что она олицетворяет, всецело обязан режиссёру Селебрити. А начавший хорошо питаться в ресторанах, а не у себя на кухне Успешный, об этом понятно что стал забывать и начал дерзко прекословить своему благодетелю, который вытащил его из дерьма неизвестности.
– И мне плевать, что там пишется в этих энциклопедиях. У меня свой художественный взгляд на высоту человека, а тем более на монарха. И физические достоинства здесь не самое главное. Внутренний рост гораздо весомее, нежели все эти физические совершенства. И Пётр в отличие от Николая, который может быть по физическим параметрам и был выше, тем не менее оказался его выше. Ему хватило своего роста, для того чтобы возвыситься над собой и заглянув за границы своего самодержавия, увидеть просвещённую жизнь. Ты понял? – бесцеремонно ухватив Успешного за ворот его рубахи, зло заявил Селебрити. Но видимо режиссёр слишком сильно перехватил через рубаху горло Успешного, или же он всё же имел лестные предложения от других режиссёров, но так или иначе, а Успешный проявил упрямство и, покраснев лицом, только выкатив из орбит свои глаза, мычал.
Что, конечно, не может удовлетворённо восприняться режиссёром Селебрити, и он со взглядом ненависти, второй рукой начинает накручивать вокруг неё галстук Успешного. Когда же предел галстука обозначен на руке Селебрити, он задаёт последний, контрольный вопрос. – Так что ты решил. Быть успешным драматургом или не быть им, записавшись в публицисты. – Что и говорить, а умеет режиссёр Селебрити найти подход к человеческой душе, а тем более к драматургической – так он, взяв в попутчики Гамлета, с его вечно актуальным вопросом, тем самым убедил Успешного в том, что без драматургии он, даже отпусти Селебрити его галстук, задохнётся.