Хроники Ордена Церберов
Шрифт:
Я на мгновение, долю мгновения, обмякла на земле всем телом — победа! — и тут же взвилась на ноги.
— Как ты? — метнулась к Камню, пытаясь задрать на нем рубашку.
Ведающий тропы свидетель, такой страсти он от меня в постели не видел.
— Танис, там царапина! — знамо дело, Солнышко шарахнулся.
Но я уже выдернула лохмотья, окончательно их дорвав, собрала вверх.
И с легким изумлением уставилась на три тонкие, слабо сочащиеся кровью полоски.
— Я же говорил, — почему-то поморщился Илиан, совершенно не тронутый моей заботой. — Повезло. Еле задел.
— А
— Уходил из под удара.
— А потом не вмешался?
— Ты справлялась, — Камень пожал плечами.
И дернул остатки рубахи вниз. А потом вдруг обхватил мое лицо обеими ладонями, крепко, глубоко поцеловал, и пока я обалдело этот поцелуй принимала, сполз руками с лица на плечи, стиснул и развернул к вампиру:
— Работаем, Коса.
Ну, конечно, поднятый нами тарарам не мог остаться без внимания: на шум уже бежали люди. Я узнала среди них трактирщика Никона, а он узнал свою новенькую подавальщицу, буйного постояльца-выпивоху — а еще опознал куль, валяющийся на земле, как своего троюродного племянника…
Я предупреждающе качнула Плясуньей: не надо. Илиан, трезвый, но в кровище и драном тряпье, демонстративно зажег на ладони светляка, подбросил его в воздух — и тратирщик запнулся, растерянно переводя взгляд с нас на бессознательного племянника, стянутого чарами, как веревками.
Люди гомонили, сзади спрашивали у тех, кто стоял впереди, что случилось: то что баба с мечом и мужик с магией — это к ордену Цербера, и примета это верная, народ сошелся единогласно, а вот подробности в потьмах, несмотря на светляк, рассмотреть не удавалось.
Почтенный Никон человеком был не робкого десятка, да и то сказать — трус бы местечко вроде его трактира в узде бы не удержал, а потому острастки ему надолго не хватило, и справившись с первой оторопью, он пошел с другой стороны:
— Вы, господа хорошие, либо объясните, что здесь происходит, либо племянника моего отпустите-то!
Вампир перекатился со спины на бок, извиваясь как гусеница, попытался сесть. Раз, другой — на третий ему все же удалось.
Я смотрела на его мучения равнодушно, не испытывая ни сочувствия, ни радости: перегорела, как всегда после вспышек моего крылатого вдохновения, и теперь просто выполняла свою работу: следила за опасной тварью
Он потряс головой, обвел собравшуюся толпу мутным взглядом...
— Как же я вас всех ненавижу!
Охнул кто-то в толпе женским голосом, и я не узнала, а скорее догадалась: Ксин.
Жалко девку. Не пожелаешь никому оказаться на ее месте и такое про сердечного друга узнать.
“Сердечный друг” теперь пытался сжечь взглядом нас, меня и Солнышко.
— И вас ненавижу! Это из-за вас! Из-за вас всё! Это ваш орден!..
И закашлялся, поперхнулся, то ли ненавистью, то ли отбитыми потрохами — досталось ему от нас все же неплохо.
— Что — наш орден? — равнодушно уточнил Илиан, внимательно изучая нашу добычу.
Тщедушный, чернявый парень-конюх ни в ком не вызвал бы подозрений: ну какой из него вампир, полно вам!.
— Думаете, я по своей воле таким стал? Думаете, я хотел? Это ваш орден во всем виноват! Не пошел бы к вам работником — все бы нормально со мной было!
Илиан чуть повернулся к собравшимся местным:
— Он что, в Лагосе прислуживал?
— Так у нас, господин хороший, почитай все мальчишки там прислуживают, — разведя руками, на вопрос, заданный сразу всей толпе, ответил почтенный трактирщик.
— Все, все! — рассмеялась тварь. — И мы с дружками — я, Пит и Джонас — тоже прислуживали… Из-за них всё вышло!
Угу. Из-за ордена, из-за неизвестных мне Пита и Джонаса — из-за кого угодно. Только не из него, Леона.
Он застонал — и сменил положение.
— Это они придумали — на спор к орденскому алхимику влезть. Зачем я их послушал, дурень?! — он зло дернулся, и магические путы засветились ярче. — Очень уж хотелось дружкам лихость доказать… Доказал!
Он сплюнул, не пытаясь больше скрывать клыки, и я тут же метнула “драконий плевок”, выжигая им плевок вампирский — нечего! Слюной, конечно, человека в тварь не обратить, но всё равно — мало ли, кому какая дурь в голову придет…
Наградой мне стал одобрительный взгляд Солнышка — и истеричный хохот вампира.
— Вот-вот! Из-за этого всё и случилось! Из-за вашей вампирской жадности! Вам же не людей от твари спасти нужно — а чего бы ценного с нее надрать! Про то, что церберы Лагоса вампиршу добыли, весь акрополь накануне говорил. Вот она у алхимика на столе и лежала. Справная такая девка, молодая, красивая! Только в кровище вся... Я подумал — дохлая. Посмотреть подошел, наклонился поближе — ночь же, темно, а у меня с собой только потайной огонек был... Ну кому бы, кому на моем месте в голову пришло, что тварь живая может быть?! А руку я еще днем свез, когда дрова с подводы на кухню разгружали. Мелочь, безделица, ссадина на ладони! Только вампирша, видать, к тому моменту и так обезумела, а как живую кровь учуяла — совсем взбесилась, забилась в ремнях! Я с перепугу шарахнулся, на зад упал, да так под самую стенку и отполз. Как понял, что она привязана надежно, от облегчения чуть вслух не рассмеялся! Потом только увидел, что ладонь у меня вся в ее крови, а ссадина, что там была — ссадина на глазах затягивается!
Он замолчал, и сгорбился, и обмяк болезненно и бессильно.
А я подобралась: если бы я примеривалась и выгадывала случай для отчаянного рывка — вот в такой момент я бы и попыталась!
— Как выбрался — сам не помню…
— Погоди, — усмехнувшись, перебил откровения Леона напарник. — Как выбрался — не суть. А как забрался? Орденская лаборатория — это не кухня и даже не кладовые, лучше нее только арсеналы защищены!
Вампир криво усмехнулся разбитыми губами (уже почти зажило, кстати, изрядно он все же отожрался!). Бросил язвительно:
— Ну а ты, пес, думаешь, что сирота до восемнадцати лет доживший, небесной благодатью питается? Голод, чай, не тетка, пирожка не поднесет!
Почтенный Никон неподалеку поперхнулся воздухом, а потом откашлялся и рявкнул:
— Да как у тебя язык поворачивается! Я тебя никогда не обижал!
— Но не больно-то и баловал! — в ответ ощерилась тварь.
И Илиан, поймав взгляд трактирщика, предупреждающе качнул головой: не надо, мол.
Почтенный Никон замолчал — только на всю улицу, наверное, слышно было возмущенное его сопение.