Хроники Ордена Церберов
Шрифт:
Ничего. Тем легче будет пережить, что родич его чудовищем оказался.
Поняв, что никто больше не думает его расспрашивать, вампир замолчал было — но несказанное жгло его не слабее магических пут, и он снова заговорил:
— Приятелям я тогда соврал, что никуда не ходил. Они-то посмеялись и домой ушли, а я в акрополе остался. Повертелся среди церберов там-сям, здесь подал, там перетаскал — тут послушал, там спросил… Так и узнал, что дальше меня ждет. Думал сперва, пойду к аргусу и сдамся. Всё как есть расскажу. Позора испугался. Решил сам руки на себя наложить, чтобы тварью стать не успеть. Ушел в лес, осину подходящую нашел… Всю ночь под ней просидел. Маялся: то в жар, то в холод кидало.
— Первая стадия обращения такая и есть, — кивнул Илиан. — Носители, попавшие с кровью твари в человеческую кровь, размножаются, стремясь как можно скорее достигнуть порогового значения — а тело человеческое им сопротивляется. Обратись ты и впрямь к Ордену — ему бы помогли. Была бы не гарантия, но надежда.
“...и уж всяко не допустили бы перерождения в чудовище”, — мысленно добавила я. — “ Ты же выбрал иное — кто ж тебе виноват, кроме тебя?”
Вампир сделал вид, что не услышал слов Илиана про шанс.
—...а к утру я понял, что не смогу. Что хочу жить. Я ж не зря в Лагосе прислуживал, да и накануне в акрополе выспрашивал: знал, что дальше будет, за столько лет-то. И про то, что когда человек сперва умирает, а после возвращается, переродившись, он поперву совсем себя не помнит, уже позже в разум возвращается, а первый голод — он самый лютый. Тогда и придумал: если вампир поперву всякого, кто рядом окажется заест — так и надо дело повернуть, чтобы после перерождения с ним рядом оказались те, кого и не жаль будет. Вернулся домой, собрал вещи, какие были, заначку из-под пола прихватил, и ушел. Приятелям снова соврал, на этот раз — что знакомый покойного отца позвал в обоз кашеваром, плату пообещал хорошую положить, вот и решил я, дескать, счастья попытать. Они и в орден по моей просьбе так передали.
Умный. Ко второму дню обращение уже могли бы заметить в акрополе — там и сторожевые чары на стенах, и артефакты в фундамент еще при основании заложены, и дежурное Око бдит… Это уже потом переродившаяся тварь становится невидима, пока не выйдет на охоту. И обо всем этом неоткуда знать юнцу, взятому в акрополь прислужником на черную работу. Он и не знал. А вот гляди ж ты — все равно не пошел. Умный. Осторожный и ушлый.
— На дороге от нас в Таларию, что через Мшистое ведет, тогда лихой люд пошаливал. Я повесил кошель на пояс так, что вроде бы и прикрыт был, а все равно — видно, песочку для весу подсыпал, да и пошел… Решил, что дурня, который в одиночку кошель напоказ таскает, точно не пропустят, и разбойников-то всяко не жалко… И искать их не будут. Вышло, как и задумал. Только когда он передо мной из кустов вылез, я только тогда понял: а что делать-то? Вот он, разбойник, а я еще не готов! Ну и словно боги надоумили: бухнулся в ноги, стал проситься, чтобы в ватагу к себе взяли…
Я, боюсь, аж глаза изумленно вытаращила: это каким-таким богам в Становье молятся, что они на эдакое способны надоумить?! И Плясунья в руке качнулась: треснуть бы ему промеж глаз, чтоб не богохульствовал! Но нельзя, аргус Эстон мне этого вовек не простит. По уговору между акрополями, пойманного вампира нужно будет доставить в Лагос, но две трети добычи с него — Кремоса.
— Кошель срезали, а там монет чуть, все больше песок да камешки плоские. Меня даже не били особо — так, бока для острастки намяли, и все. Я не сопротивлялся… Они тогда переглянулись, и свели меня к своему старшому, а там уж как он решит. Старшой покривился, плюнул, да и постановил: взять меня к себе, но сприглядом: как себя проявлю. Если будет от меня, заморыша толк — так и долю мне выделят… Думали, не вижу я, как они между собой переглядываются! Собирались, небось, дурачка попользовать, да и в расход пустить! А к ночи мне худо стало: не так слабо, видать, меня на дороге и поваляли… Той ночью я умер. А за мной и они все. Ни один не ушел… Так что добрым людям есть, за что сказать мне спасибо!
Вот только никто из молча стоявших кругом людей что-то не поспешил его благодарить.
Леон, племянник почтенного Никона, криво усмехнулся, сплюнул (я тщательно выжгла и этот его плевок), и продолжил:
— Так и жил: по дорогам ходил, разбойниками кормился. Бывало, что и кубышку их отыскать удавалось — не без того. От такой жизни очень уж быстро изнашиваешься: одежды-то мне на один оборот хватало, а содержать себя мне надо было в порядке, на оборванца-то кто клюнет? Но это уж после, как научился себя в руках держать и не всех сразу убивать…
— Что-то ты, приятель, привираешь, — без всякого уважения к благородству вампира хмыкнул Солнышко. — Это матерый вампир жрать может раз неделю-две, новорожденному куда как чаще кормиться нужно. Ну и где ж ты в ваших лесах столько разбойников нашел?
Тот, кто раньше был Леоном, ощерился, а напарник невозмутимо продолжил:
— Коряге ясно, что жрал ты всех, кого удавалось прихватить без свидетелей и без риска, благородный ты наш. Не понятно только — на кой ты сюда-то вернулся? Все ж таки здесь Лагос под боком, и всегда есть риск, что рано или поздно тебя раскроют…
Да так, в итоге, и вышло, как все видят.
Впрочем, вставлять эту ценную мысль в разговор я не стала.
А вампир улыбнулся — настолько неприятно, что мне снова захотелось пустить в ход Плясунью.
— Вернулся… Зимой по лесам шляется удивительно мало людей: разбойники в морозы, знаешь ли, пес, предпочитают сидеть в теплых избах по лавкам, пить и рассказывать своим бабам, каким тяжким трудом добыты ее сапожки да сережки! И хоть бывало и впрямь всякое, но я и впрямь охотиться предпочитал все больше на таких! Первую свою зиму вампиром я еле пережил: холода и бескормица могут доконать и таких, как я. И снова мне повезло: наткнулся в лесу на хутор… На нем зиму и продержался.
Меня начинало понемногу трясти: прилив сил, вызванный боем, давно ушел, а слушать эту тварь спокойно опыта мне явно не доставало. Но я всеми силами старалась держать себя в руках: ордену еще предстоит выяснить его маршрут, и пройтись по этим местам, выясняя, не осталось ли там новых тварей, и давая покойникам достойное погребение во избежание последствий. И сейчас, пока он разговорился, прерывать его не следует — всё, им сказанное, нам еще очень пригодится...
Но все равно. Сдерживаться становилось всё тяжелее.
— Решил, что больше так рисковать не хочу: в другой раз так может и не повезти. Но за время своих скитаний я понял, что люди, в большинстве своем, недолюбливают чужаков. Если ты чужой — тебя терпят, пока ты платишь деньги или приносишь пользу. Но если вдруг пропадешь без следа — всем будет плевать. Вот и решил этим воспользоваться: вернуться туда, где я буду свой.
“...и охотиться на чужих!” — мысленно закончила я.
— А почему жертвами выбирал мужиков, а не женщин? — подражая безразличию Камня, вставила я свой вопрос.