Хроники Перепутья

Аве Алиса

– Что такое цирк? – выкрикнули из-за полога. – Фокусы да клоунада! Но раз вы хотите цирк, лавка устроит вам цирк!

Из шатра к ребятам выпрыгнул клоун. Затренькали колокольчики на трёхрогой чёрно-белой шляпе. Колокольчики позвякивали и на поясе двухцветного костюма. Клоун держал два леденца на палочке. У Маши загорелись глаза.

– Угощения перед представлением! – объявил клоун.

Маша выхватила жёлтого зайца, оставив для Платона красного слоника с гордо поднятым хоботом.

– Заходите! Выбирайте! – Клоун захлопал в ладоши. – Места занимайте, представление скоро начнётся! А-а-а, – укоризненно прогудел он,

когда дети с радостным предвкушением нырнули под полог, – сперва надо леденцы распробовать!

Предупреждение Вирь-авы вылетело из Машиной головы. Аромат леденца и шутливый приказ клоуна подарили ей то, чего она сейчас больше всего хотела. Разрешение. Они с Платоном накинулись на сладости. Платон даже замычал, так ему было вкусно. Леденец пах домом и счастьем, в нём сияло солнце, которое не появлялось на Перепутье, а на вкус он был слаще любого леденца с обычной ярмарки.

– Вы наши почётные гости! – провозгласил клоун и откинул полог.

Браслет на руке Маши сжался, когда она проходила рядом с клоуном. Маша оглядела украшение, глаза змеек оставались закрытыми, но они шевелили хвостами. Маша потрясла рукой, браслет держался крепко.

Клоун манил их вперёд. Он наклонялся к Платону и перебирал пальцами в перчатках, изображая руками то птицу, то бабочку, то собаку. Маша оглядывала цирк. Четыре ряда кресел окружали арену. С купола опускалось большое деревянное перекрестье, на нём крепились перекрестья поменьше, от которых к утоптанному песку арены свисали поблёскивающие нити.

– Это не цирк, это кукольный театр, – обратилась Маша к клоуну. – Сюда цепляют марионеток.

Клоун благосклонно покивал, звеня шляпой.

– Умные дети, хорошо.

– Мемедь! – завопил Платон.

В креслах сидели игрушки. Платон помчался по рядам, хватая игрушечных зрителей.

– А ты что же? – Клоун положил ладонь в чёрной перчатке на Машину левую руку. – Надо выбрать, чью историю хочешь смотреть.

– Пусть Платон выбирает, – рассеянно ответила Маша. Её больше занимал леденец, губы сделались липкими, сладкий сок тёк по подбородку. – Младшим надо уступать.

– Не ты ли привела его сюда? – удивился клоун, чёрная перчатка вспорхнула с Машиного плеча. – Не ты ли его с лодки сняла?

– Его Лодочник ссадил. Он какого-то Хранителя повстречать должен, но мы пока никаких Хранителей не видели, зато жуть всякая попадалась. – Маша отгрызла зайцу ухо. Хрусталики трескались на языке, Маша жмурилась от удовольствия.

– Никто бедняжкам не помог? – Клоун сделал вид, что собирает в ладонь слёзы.

– Никто, – подхватила Маша, совершенно забыв о Егоре, о камне в кармане и о костре Вирь-авы. – Я брата ищу, – она причмокнула и вытащила леденец изо рта. Ухо зайца тут же восстановилось.

– Бесконечный леденец! – восхитилась она.

– Ай-яй-яй! Непослушный братик убежал из дома? – встревожился клоун.

– Не-а, – Маша принялась за новое ухо, – я его у ведьмы на кролика променяла.

На миг она поразилась, как легко вырвалось признание. Выскочило и забылось. Клоун отчего-то оживился, подпрыгнул, гремя колокольчиками, и поманил девочку за собой.

– Я догадался, какая игрушка тебе может понравиться. Пойдём. В нашей лавке выбирать может только всамделишный человек. Не малыш, не тот, кто потерялся, но тот, кто точно знает, чего он хочет. Человечище! – Клоун потряс руками. – Для каждого у нас своя история, своя

игрушка. Я тебе сейчас покажу, где выбирать, ты возьми ту, что приглянётся, на ручки. Посмотрим, отгадал ли я. Как выберешь, кресло займи и наслаждайся представлением!

– Платон расстроится, – засомневалась Маша, но за клоуном пошла.

– Я его рядом усажу и, – клоун вытащил из-за пазухи длинный воздушный шарик, поскрипел им и продемонстрировал Маше собаку, – вот что подарю! Мы с ним поладим, как думаешь?

– Поладите, – согласилась Маша и отгрызла сахарному зайцу ушко.

Платон отыскал «мемедя», которого заприметил. Забрался в кресло с ногами и водил медвежонком по спинке кресла спереди. Он играл самозабвенно и шумно, как и полагалось малышу. Маша изучала игрушки, следуя за клоуном, леденец держала за щекой.

При ближайшем рассмотрении на бархатной обивке кресел обнаружился слой пыли. В некоторых сидели сразу по две игрушки. Маша восхищённо цокала языком, перегоняя леденец от щеки к щеке и борясь с соблазном взять какую-нибудь, хотя бы самую маленькую игрушечку. Клоун терпеливо ждал её, не торопился. Он понимал, что невозможно не заинтересоваться фарфоровыми куклами с кудрявыми волосами или гладкими косами – куклы восседали в кружевных пышных платьях и смотрели из-под ресниц почти настоящими глазами. Фарфоровыми животными: слонами, обезьянками, медведями, лебедями, орлами и целым выводком цыплят. Фарфоровым поездом и каруселью нежно-розового цвета.

– Она, наверно, кружится, – предположила Маша.

Руки так и чесались поднять и проверить, есть ли у карусели крохотный ключик.

– И музыку играет, – подсказал клоун. Он поднял карусель, на обратной стороне отыскался ключ. Клоун завёл игрушку. Цирк вновь наполнила музыка. Но не весёлая, какая вела детей по полю, а грустная, почти заунывная.

На ярмарке судеб Что было, что будет, Что есть и случится, И тени, и лица, Желания, сны и мечты. И кривду, и правду, Сегодня и завтра, Судьбу здесь любую За цену смешную – Сторгуешь и выкупишь ты.

«Какая странная песня!» – подумала Маша.

– Думаю, она тебе не по вкусу, – точно определил Машино недоумение клоун.

Мелодия повторилась, привнося во вкус леденца кислинку. Девочка обратила внимание на трещину вдоль карусели. Карусель была прокрашена изнутри, трещина обнажила ярко-красную сторону игрушки.

– Она треснутая, – сказала Маша и двинулась дальше.

Все игрушки были с изъяном. У куклы не хватало пальца, у слона – бивня, у лебедя откололась золотая корона, у поезда были выбиты окна. И у всех виднелась алая изнанка. Маша думала, что фарфоровые игрушки внутри белые или бежевые. А эти отчего-то красные.