Хроники Шветара. Душа трилистника
Шрифт:
Впрочем, я отвлёкся.
Среди всего здешнего великолепия цветов, я и обнаружил невысокого, полного, даже какого-то кругленького старичка в сутане более светлого серого оттенка – знак посвящённого второй, глубокой монашеской ступени. Отсутствующую талию стягивал жёлтый пояс, свидетельствующий о статусе жреца посвящённого круга, куда входили архонты из основной жреческой иерархии и пресвитеры из иерархии монахов – те же жрецы, только редко покидающие монастыри и не претендующие на властную вертикаль святого престола с должностью омпатера во главе. Голову старца, а таких монахов
– Ещё раз доброго дня, патер, – поздоровался я, используя общее для всех фидеосианских жрецов обращение.
Такое дозволялось в отношении всех, кроме омпатера, которого все именуют просто и со вкусом – «всеотец».
Отец Григорий оторвался от своих цветов и взглянул на меня. Через мгновение его круглое лицо просияло вполне дружелюбной и тёплой улыбкой.
– О! Юноша, здравствуй! – протягивая руки, поприветствовал меня пресвитер. – Себастьян, если моя стариковская память меня ещё не подводит?
– Да, – слегка склоняя голову для принятие благословения, подтвердил я. – Вы абсолютно правы.
Старик коснулся моей головы, задержал ладони на пару мгновений, после чего уже без церемоний дружески обнял. Его руки оказались не по-стариковски крепкими, а объятия – весьма искренними. Этот человек вообще производил очень приятное впечатление. Жизнерадостный, добродушный, с лукавыми смешинками, притаившимися в уголках ясных, тёмно-зелёных глаз. В моём расширенном восприятии, он представал искрящимся золотистым фонтаном, исполненным тепла нагретого воздуха, чья сила уносит вверх, даруя ощущение лёгкости и какой-то взбитой пенки с медовым оттенком. Любопытно ещё и то, что, если в храме поверх этого искристого, воздушно-медово-пенного фонтана была наброшена строгая вуаль, то здесь, в саду, в окружении цветов, он оживал ещё больше.
Меня вдруг осенило, что во время мимолётного знакомства в храме, имени своего я ему не называл. Конечно, пресвитер мог его выяснить у той же аббатисы. Но надо же на чём-то строить беседу. Почему бы и не на этом?
– Поражён вашей осведомлённости, – вновь слегка поклонился я. – Моего ведь имени тут ещё почти никто не знает.
– Да какая тут осведомлённость, – отмахнулся старик. – Тут редко что происходит. А уж если происходит, то моментально разносится по всем уголкам. Нужно лишь уметь слушать.
Пресвитер хитро подмигнул мне, и шутливо приложил руку к уху.
– Я тоже люблю слушать, – честно признался я.
– В нашем деле это очень важное качество, – согласился отец Григорий – Слушать, слышать, понимать и говорить – всё это обязан уметь хороший патер, дабы, подобно пастырю, вести свою паству. – он тяжело вздохнул и добавил, – Но, увы, большинство умеет лишь говорить, некоторые – слушать, и лишь единицы – слышать, дабы понимать что к чему в этом мире.
– И что же нужно, чтобы научиться слышать и понимать? – с неподдельным интересом спросил я старика.
– Впустить Бога в сердце, – плавно, как-то даже нараспев ответил пресвитер, и улыбнулся. – Вот смотри, – его рука заботливо коснулась крупного цветка. – Красиво, правда?
Я взглянул на указанный цветок, и охотно согласился.
Цветок и впрямь был восхитителен. Множество лепестков нежно-персикового оттенка раскрывались слой за слоем, словно заманивая в глубину, таящую в себе нечто неведомое, но притягательное и волшебное.
Тихий голос старца вновь зазвучал плавной музыкой.
– Сердце отражает душу. А она похожа на этот цветок. В ней тоже много слоёв. Каждый из них по-своему прекрасен. Но отражает лишь часть целого, лишь часть гармонии. И только в самой сердцевине спрятана истина. Прекрасная, манящая и неуловимая, как божественная суть, но всё же столь желанная…
В голосе отца Григория послышалась лёгкая грусть.
Я молчал. Было интересно, что дальше скажет этот человек.
– Ты спрашивал, как научиться не просто слушать, но слышать и понимать. Вот тут и сокрыт ответ.
Его ладонь плавно описала круг вокруг цветка, потом снова круг поменьше вокруг внутренних лепестков, и далее по спирали дошла до самого центра.
– Любое дело должно выполнять с душой. Таким образом ты вдыхаешь жизнь в него.
Старик снова обвёл цветок рукой, после чего сжал её в кулак, поднёс к губам и резко дунул, раскрывая при этом ладонь, словно что-то выпуская на свободу. Или позволяя ему расшириться в бесконечность – вдруг осенило меня.
– Вот так! – лучезарно улыбнулся он, и хитро взглянул на меня. – Коли душа твоя открыта Богу и делу, то Бог в тебе, а ты в Боге, и вместе вы едины. И всё тогда в тебе гармонично. Сможешь не только слушать, но и слышать, понимать и даже говорить иначе, не так, как пустобрёхи, гордецы или льстецы. А понимаешь, почему?
– Из-за единства с божественной сутью, – предположил я, подпуская в голос чуточку неуверенности.
– Верно, – кивнул пресвитер. – Вот тут сокрыта истина, в самом сердце, – его пухлый палец указал в сердцевину цветка. – Если сравнить этот цветок с нашим сердцем, то тут будут Врата, ведущие в Царствие Небесное. И через них можно и нужно пройти ещё при жизни, обретя Бога в душе, слившись с ним. А найдя и обретя Бога в душе, ты сможешь стать его истинным орудием на земле. Разве не это является настоящим предназначением патера, а? Как ты считаешь, мой юный друг?
– Да, вы правы, – согласно кивнул я, замешкавшись в раздумье.
Интересный взгляд. Это ведь похоже на нашу практику расширения. Вернее, практикуют её не только арнаю, а все маги в Ноостарии. В этом приёме внимание опускается в центр истинного Сердца – в центр груди, где встречаешься с внутренним огнём собственной души, по сути – с самим собой, и в этом сиянии, у арнаю оно белое, у других может быть любого другого цвета, расширяешься в бесконечность, сливаешься с Мирозданием. Можно сказать, что таким образом мы встречаемся с Богом внутри себя, осознавая, что Бог – это мы сами. Тот, у кого это получается глубже и чище всего, становится арнаю – творцом, потому что осознаёт, что всё вокруг творится им постоянно, и принимает эту ответственность вместе с силой и властью.