Хроники вечной жизни. Иезуит
Шрифт:
— Прошу, брат Андреа.
Со своего места поднялся высокий, стройный юноша с красивыми, благородными чертами лица, точеным профилем и родинкой на левом виске.
— Я в первую очередь отправлюсь к королевскому наместнику, — уверенно заговорил он. — Расскажу о наших целях, о необходимости христианского образования и укрепления католической веры в городе.
— А если он окажется протестантом?
— Хм… Тогда я, пожалуй, умолчу о вере. Или найду лояльного нам члена городского совета.
— Я понял ваш ответ, благодарю, — отец Бернардо обвел взглядом студентов. — Все согласны?
Те дружно кивнули.
— Нет!
Учитель поднял удивленный взгляд.
— О, наш новый брат имеет иную точку зрения? Что ж, прошу.
— Думается, — начал Стефанио, — мы должны приходить на новое место босыми и в нищей одежде, питаться милостыней, жить при больницах и богадельнях, помогая самым несчастным, тем, кто тяжело болен и всеми покинут. Потом, немного освоившись, следует взять несколько учеников, преподавать им чтение, письмо и основы нашей веры. Бедняки охотно согласятся, если мы будем учить их детей бесплатно. Молва о нас быстро разнесется по городу, и вскоре количество учеников превысит возможности наших помещений. Тогда мы намекнем, что не можем брать детей богатых жителей из-за тесноты, и те охотно купят нам дом.
— Так-так, — с интересом кивнул отец Бернардо.
— Если не будет хватать учителей, позовем еще братьев. Таким образом мы сможем брать больше детей. Ну, а дальше уже само пойдет — как только купленный дом окажется мал, будут поступать новые пожертвования, и, возможно, нам уже хватит на коллегию, а через год-другой — на две или даже три. Спустя несколько лет окажется, что большая часть молодежи, в том числе и дети влиятельных персон, воспитана в наших школах, этим и будет обеспечиваться влияние ордена.
— Браво, брат Стефанио! Прекрасно, просто прекрасно! — Бернардо перевел взгляд на Андреа. — Учитесь, синьор Кальво.
После занятия братья окружили новичка, торопясь ему представиться.
— Маркантонио Франкотти.
— Джованни Питти.
— Анджело Джори.
И только Андреа Кальво обжег Стефанио недобрым взглядом и быстро вышел.
Андреа был вторым сыном Камилло Кальво, графа да Корреджо. Это крохотное графство находилось на севере Италии и формально входило в состав Священной Римской империи. Семейство Кальво распоряжалось им на протяжении нескольких веков, имело право чеканить собственную монету и вести каталог местных дворянских фамилий.
Всю жизнь Андреа лелеял мечту стать графом да Корреджо. Он любил свой неприступный замок, поля и равнины, раскинувшиеся между Альпами и Апеннинами, и мечтал обладать ими. Увы, этой привилегией владел его старший брат, Джованни Сиро, именно ему после смерти отца предстояло стать хозяином графства.
Когда Андреа исполнилось семь, он придумал план: мальчик решил, что став лучшим в учебе, фехтовании, охоте, он сможет стать первым и в очереди на графский титул. Ведь если родители увидят, что старший сын во всем уступает младшему, то, конечно, передадут права наследования ему, Андреа.
И он решительно приступил к исполнению своей мечты. Рьяно взялся за учебу и вскоре достиг больших успехов: отлично держался в седле, фехтовал, научился не только читать и писать, но и сочинять музыку, стихи. Часами корпя над книгами, он очень скоро стал разбираться в богословии и даже попытался вникнуть в экономические дела графства.
Джованни же, напротив, ленился и к образованию относился без интереса. Не раз отец, глядя на сыновей, качал головой и мысленно вздыхал: «Как жаль, что первым родился именно Сиро».
До пятнадцати лет Андреа пребывал в уверенности, что благодаря своим успехам сможет стать графом да Корреджо. Но потом отец умер, и Джованни Сиро тут же отправился к императору оформлять наследство. Выяснилось, что он был рожден еще до венчания родителей, и лишь потом синьор Камилло признал отцовство специальным нотариальным заверением. Эта формальность чуть было не помешала ему принять титул, но в конце концов все разрешилось, и в 1611 году Джованни добился своего.
Смертельно разочарованный Андреа подался в иезуитский новициат, где проявил себя с самой лучшей стороны. Педагоги не могли нарадоваться на талантливого аристократа. С блестящими рекомендациями он поступил в Папский Григорианский университет.
Привычка быть первым стала чертой характера: Андреа был лучшим во всех дисциплинах и не терпел, когда кто-то превосходил его умом или успехами. И потому, когда только что пришедший студент Надьо вступил с ним в спор и победил, Кальво не на шутку разозлился.
Соседом Стефанио по комнате оказался невысокий, щуплый молодой человек по имени Роберто Бантини. Лицом он был довольно приятен, но из-за плохого зрения носил крепившиеся на переносице очки с вогнутыми стеклами, которые в сочетании с чуть крючковатым носом делали его похожим на филина. Благодаря добродушному нраву, плохо сочетающемуся с внешностью, он быстро приобрел расположение Стефанио. Сам же Роберто с первого дня искренне восхищался новым соседом.
Кроме Бантини, Стефанио особенно подружился с Джованни Питти, невысоким худым пареньком с взлохмаченными волосами и вечно хлюпающим носом, и со светловолосым красавцем Маркантонио Франкотти, выходцем из старинного дворянского рода, ставшим иезуитом по настоянию отца.
В Римской коллегии они изучали теологию, философию и семь свободных искусств. Немалое место в программе отводилось изучению работ видных мыслителей-иезуитов. Отец Бернардо Вилларди имел привычку начинать новую тему с диспута, сначала задавая по ней вопросы, и лишь затем освещая ее. Именно такие занятия зачастую становились полем битвы между Стефанио и Андреа.
— Грешно ли слуге, вынужденному для снискания пропитания служить развратному господину и оказывать ему содействие в самых низких поступках?
— Да, — отвечал Андреа. — Ведь устраивая такого рода хозяйские дела, он сам совершает дурное дело.
— Нет, — говорил Стефанио. — Если слуга откажется, он будет изгнан и может умереть с голоду, то есть потеряет данную Господом жизнь.
— Верно, синьор Надьо, — кивал учитель.
Отец Бернардо испытывал студентов на каждом занятии.