Хроники вечной жизни. Иезуит
Шрифт:
«Что это? Его связали или таким образом дикари лечат раны?»
Иштван огляделся. Они лежали в конусовидной хижине, построенной из тонких стволов деревьев, обтянутых шкурами, сквозь которые пробивался солнечный свет. Под потолком назойливо жужжала огромная муха. Было душно, очень хотелось пить.
Переведя взгляд вниз, Иштван обнаружил, что тоже лежит голышом, обмотанный листьями и лианами. Судя по тому, что они находились на плече и груди, это были лечебные накладки, а не путы. Он осторожно пошевелил руками — не связаны.
— Дон Гомеш, — шепотом позвал Иштван.
Капитан открыл глаза, медленно повернул голову и попытался улыбнуться.
— Святой отец, — с трудом проговорил он и закашлялся.
Вдали раздался взрыв смеха, а вслед за этим послышались шаги. Чья-то рука откинула полог хижины, и вошел высокий индеец в длинной тканой юбке яркой расцветки. Он внимательно посмотрел на пленников и, заметив, что они пришли в себя, что-то гортанно крикнул.
Через минуту в хижину набилось с полдюжины индейцев, среди них была одна женщина. Они с любопытством разглядывали лежащих перед ними пленников, удивленно тыкая пальцами в свои подбородки. Не заметив в них никакой воинственности, Иштван решился на просьбу.
— Пить.
Индейцы в недоумении переглянулись, но когда заметили, что пленник жадно облизывает губы, сообразили, о чем он просит. Женщина вышла из хижины и вскоре вернулась с пузатым сосудом, явно сделанным из какого-то плода. Она передала его одному из дикарей, тот встал возле Иштвана на колени, аккуратно приподнял ему голову и позволил сделать несколько глотков. То же самое он повторил и с Себастьяном.
Снаружи послышались призывные крики, один из индейцев выглянул и крикнул:
— Има?
В ответ несколько голосов принялись что-то объяснять, перебивая друг друга. Он кивнул и обернулся к стоявшим в хижине товарищам. Ткнув пальцем в дона Гомеша, он скомандовал:
— Яутаинчис кан.
Индейцы схватили Себастьяна за руки и за ноги и потащили наружу. Капитан застонал.
— Стойте! Куда вы его несете? — воскликнул Иштван, превозмогая боль.
Он попытался приподняться, дикари помогли ему встать и выйти из хижины. Один из них указал на охапку соломы, лежавшую у входа, и знаками приказал сесть. Священник попытался сопротивляться, но его усадили силой, а рядом встали два индейца с заостренными каменными палками, похожими на копья.
В бессилии Иштван смотрел, как дикари несут Себастьяна к большому костру, возле которого их собралось не меньше сотни. Стало понятно: они попали в племя людоедов, и сейчас капитана просто съедят. Приглядевшись, он увидел, что вокруг костра разбросаны окровавленные ладони и стопы с черной и коричневой кожей. Очевидно, страшная участь уже постигла остальных их спутников.
Капитана положили на землю, и он, тоже поняв, что его ожидает, протянул руку к Иштвану.
— Помолитесь за меня, святой отец!
Тот рванулся было к нему, но охранявшие священника индейцы вновь усадили его на солому. Чуть не плача от беспомощности, Иштван перекрестил Себастьяна и принялся читать молитву.
Один из индейцев, стоявший рядом с Гомешем, размахнулся и вонзил ему в грудь деревянный меч. Несчастный капитан со стоном испустил дух, и дикари принялись вырезать из его тела самые сочные части. Иштван с отвращением смотрел на это жуткое действо, все сильнее ощущая дурноту. А когда несколько индейцев принялись жарить куски мяса над костром, а в воздухе запахло горелой плотью, его стошнило, и он снова потерял сознание.
Очнулся Иштван все в той же хижине. С ужасом вспомнил смерть дона Себастьяна и содрогнулся: никакого сомнения, его ждет та же участь. Конечно, он не умрет, успеет переселиться, но перспектива стать индейцем совсем не радовала.
Он лежал, прислушиваясь к звукам снаружи, однако вокруг было тихо. В воздухе ощущалась прохлада, сквозь шкуры, покрывающие хижину, не проникало ни единого луча, и Иштван понял, что наступила ночь. Изредка он слышал шаги и шепот где-то недалеко: видимо, его охраняли.
«Значит, эти изверги решили съесть меня завтра», — горестно подумал он.
Невеселые мысли лезли в голову. Он не знает ни слова на их языке, как же он будет разговаривать, когда переселится в тело индейца? Хорошо бы сбежать, но куда? Вокруг дикие, опасные джунгли со змеями и крокодилами. Хищных зверей он не видел, но и они наверняка тут водятся. Нет, выжить можно только здесь, вместе с людоедами. Что же делать?
Незаметно для себя он уснул, а проснувшись, увидел молодую симпатичную индианку. На ней была длинная, до колен, коричневая рубаха, на шее болтались несколько ожерелий из мелких камешков, а в длинных черных волосах виднелись разноцветные нити. В руках незнакомка держала глиняную плошку с мутно-желтым напитком.
— Упиа, — протянув ее Иштвану, прошептала девушка.
Он жадно выпил слегка кисловатую жидкость, прижал руку к груди, чтобы показать, как он ей благодарен, и случайно задел рану. Боль разлилась по всему телу, он застонал.
На красивом лице индианки мелькнуло сочувствие, она что-то пробормотала и выскользнула из хижины. А через несколько минут вернулась в сопровождении высокого седоволосого старика в светлых одеждах и что-то сказала, указывая на грудь пленника.
Тот опустился на колени, умелыми движениями размотал лианы и снял с раны листья. На изрезанном морщинами лице отразилась озабоченность.
Иштван понял, что увиденное дикарю не понравилось. Скосив глаза, он попытался рассмотреть рану. Вроде ничего страшного. Но когда старик вернулся с новыми листьями, Иштван решительно покачал головой.
— Нет!
Лекарь его понял и на своем гортанном языке принялся объяснять, что рану надо обработать. Иштван в ответ знаками попытался дать понять, что сам сможет вылечиться, если индейцы отдадут его вещи. Тыкал пальцами в ту сторону, где, по его мнению, находилась река, изображал руками свой сундук, и, наконец, старик догадался, о чем идет речь. Он вышел, а через некоторое время вернулся в сопровождении двух дикарей, которые несли сундучок Иштвана.