Шрифт:
Пролог
Девочка бежала легко, высоко перепрыгивая корни вековых буков. Длинные светлые волосы развивались в прохладном утреннем воздухе. Вокруг уже зацвели колокольчики, но любоваться их красотой было недосуг. Она даже не запыхалась, чего нельзя было сказать о бежавшей рядом женщине. Арбалетный болт пробил легкое навылет. Одна стрела попала в спину, ещё одна – в бедро. Кровь вытекала из ран, унося драгоценные капли жизни. Воздух выходил кровавой пеной из пробитой груди и спины. Нога отдавалась болью при каждом шаге. Залечивать раны было некогда, погоня поотстала, но не прекратилась. Две убитые камнем собаки, хотя и разорвали платье и плоть на руках, но заставили своих сородичей жаться ближе к вооруженным людям. Далеко
Нападение началось ещё до рассвета. Семья жила в лесу, подальше от людских поселений, потому что не понаслышке знала, как простые жители относятся к тем, кто выделяется из толпы. Человеческое мышление таково, что представление о природе вещей оно чертит по уже имеющимся у него лекалам. Легко и приятно жить в мире, где всё ясно и знакомо. Всё то, что не попадает в мерки прокрустова ложа привычных взглядов, либо вытягивается до нужного стандарта, либо нещадно отсекается. Явления, которые не поддаются подобной стандартизации, определяются либо как божественные, либо – враждебные и дьявольские. Те немногие единицы мыслящих существ, кто не признаёт эти правила, пытается досконально разобраться, и постичь суть непонятного, тоже признаются врагами. Ибо, нечего считать себя умнее других.
Группа объединённых страхом и злобой людей насчитывала около четырёх дюжин особей. В основном, это были взрослые мужчины, но встречались и подростки и даже две женщины. Вооружены люди были привычным инвентарём. Вилы, топоры, рогатины и кузнечный молот в умелых руках могут оказаться не менее опасными, чем меч или алебарда. Из дальнестрельного оружия имелись четыре охотничьих лука и один арбалет. Освещался поход факелами, а освящался шедшим в хвосте отряда немолодым священником. Двигались крадучись, стараясь не производить лишнего шума, но для тренированного уха топот множества ног по траве, тихие переругивания и треск горящих факелов в предутреннем лесу звучали не тише иерихонских труб. Собаки, сопровождавшие хозяев, вообще не признавали конспирации, тявкая на каждую вспорхнувшую птичку.
Когда процессия подошла к жилищу, вся семья была уже снаружи. Мужчина и сын-подросток стали перед входом. Глава семьи что-то коротко сказал женщине и та, прижимая к груди девочку, начала уходить вверх по склону, пытаясь скрыться в лесу. Тут стало понятно, что нападающие пришли не спонтанно, заранее обсудив тактику боя. Одна за другой тренькнули четыре тетивы, сухо щёлкнул арбалет. Три стрелы и арбалетный болт полетели в женщину, и только одна пролетела мимо цели. Беглянка опустила девочку на землю, обломила древки торчащих стрел и продолжила бегство, уже держа девочку за руку.
Последняя стрела предназначалась главе семьи. Мужчина отбил её молниеносным, едва заметным глазу движением руки и бросился в атаку. За ним последовал и сын. Этой отчаянной бесполезной битвой они пытались выгадать немного времени для любимых беглянок. Оружия семья не признавала, так как верила, что приняв помощь заострённой стали, теряешь поддержку природы. А природа помогала, причем, весьма заметно, давая недоступную обычному человеку силу.
Именно такой, нечеловеческой силы рывок, бросил мощное тело в гущу толпы. Раскинутые в стороны руки сделали движение, напоминающее взмах крыльев взлетающей птицы. Сразу несколько человек упало на землю. Растопыренные пальцы рук сомкнулись, сминая всё, что в них попало. В правой руке оказался вырванный из горла пищевод. Пальцы левой руки вошли в чей-то рот и глаз и, сомкнувшись, отделили половину лица от головы орущего от
Рядом с отцом бился и сын. Его стройное сильное тело вертелось наподобие веретена, одновременно разя всеми конечностями. Вокруг подростка уже лежало несколько недвижных тел. Ещё с полдюжины отползло с повреждениями различной степени тяжести. Один дровосек додумался подставить под траекторию летящих по кругу конечностей секиру. Налетев на препятствие, одна рука юноши переломилась под неестественным углом и отделилась от оставшейся на теле культи. Из раны брызнул пульсирующий фонтан крови.
Защитники сражались ещё некоторое время. Последнюю жертву мужчина загрыз зубами. Сопротивляться хорошо вооруженным и значительно превосходящим числом противникам не было никакой возможности. Однако время для бегства женщин было получено. Ещё некоторое время толпа рубила и пинала мёртвые тела, затем бросилась в погоню за женщиной.
Беглянки уже достигли вершины холма, за которым начинался пологий спуск. В нос ударил запах гари. В лесу от такого запаха ничего хорошего ожидать не приходилось. Уже на опушке стала видна катастрофичность положения: спасительный ельник пылал, а вдоль него цепью расположились враги. Оставалось только бежать по открытой местности к морю, в надежде найти укрытие среди прибрежных скал. Когда беглянки преодолели половину пути, слева из-за скалы появился конный отряд, прижимая вконец обессиливших жертв к реке, свергающейся в море с крутого обрыва бурным водопадом.
Спасения ждать было неоткуда. Женщина схватила девочку на руки и, боясь передумать, бросила в ледяную, несмотря на начало лета, воду водопада. Потеряв всякую волю к сопротивлению, израненное тело матери рухнуло в свежую траву.
Суда не было. Никто о нём даже не задумался. Не дали умереть и как животному, смертью быстрой. Женщину приволокли, привязанной длинной верёвкой к лошади и бросили на площадь перед сельской церквушкой, на которой были заготовлены четыре деревянных столба. Крестьянки сносили и складывали под основания этих нехитрых сооружений вязанки хвороста. Погоня уже вернулась. Тела погибших односельчан сложили перед входом в церковь, накрыли дерюжными полотнами. Истерзанные трупы мужчины и мальчика принесли, сложили на хворост, не забыв ни одной отделённой от туловища части тела. Головы отрубили и воткнули на шесты рядом со столбами.
Отгоняя пытающихся поучаствовать в расправе особо рьяных односельчан, два дюжих мужика подняли притащенную женщину с земли, сорвали жалкие остатки одежды с окровавленного тела, подтащили к столбу. Ей завернули назад руки и, ломая суставы и кости, завязали узлом позади столба. Казалось уже ни на что не реагирующая жертва, дико закричала. С криком ушли последние силы, она потеряла сознание. Сползающее тело закрепили, вбив сквозь плечи железные штыри. Собравшаяся вокруг толпа, одобрительно загудела:
– Так этой твари и надо, скольких христианских душ извела!
– Жаль, не всех живьём взяли! Легко умерли.
– Живьем не давались. Много наших положили, пока я подоспел с косой.
– Да не ври! Это я первый топором ударил!
– Мелкую гадину нужно по берегу поискать. Может, жива. Оклемается, тогда сжечь и её.
– Искали, не нашли. Должно быть в море унесло. Жаль.
Тем временем, к кострам подошёл священник и те же два человека, что тащили женщину. У одного в руках был факел, другой принёс ведро солёной морской водой. Воду плеснули в лицо жертве. Голова слабо приподнялась. В толпе одобрили: