Хрономот
Шрифт:
Вначале мы решили допросить старшего бандита, хотя он лежал и дальше. Даже когда Фер вколол ему добрую дозу зеленой дряни, он очнулся не сразу. Мы не стали вынимать его из багажника: кудрявый утверждал, что неудобная поза и замкнутое пространство не помешают допросу. Наконец, Мануэль Торрес – так, кажется, звали нашего пленника, вяло открыл глаза. Взгляд у Мануэля был бессмысленный и блуждающий.
– Учитель, где вы? – внезапно захныкал Мануэль, не глядя на нас. Я вздрогнул от неожиданности. Глаза мужчины вращались во всех направлениях, как у наркомана при ломке. Я чувствовал отвращение и
– Я здесь, сын мой, – сказал Фер успокаивающе. Актер из него был неважнецкий, но наркота, которой он обколол человека, делала свое дело, – ты со мной. Расскажи мне, чему я тебе учил?
–Мы избранные, – просипел мужчина, безумно вращая глазами, – Мы избранные… избранные…
Мы с Фером переглянулись. Я скорчил рожу.
– Кто такие избранные? – спросил Фер повелительным голосом, – отвечай, мой ученик.
– Лучшие овцы из стада. Пшеница среди сорняков.
– Кто твой хозяин?
– Учитель! – прохрипел мужчина со слезами на глазах.
Я все никак не мог разобраться в природе этих слез: то ли он плакал от боли, то ли это был побочный эффект той дряни, которой накачал его Фер, или нечто другое. В какой-то момент мне показалось, это были слезы счастья. Кажется, Фер пришел к таким же выводам.
– Назови мое имя, – сказал Фер внушительно.
Мужчина задергался и забился. Я видел, что он пытается сконцентрировать взгляд на Фере, но не может.
– Ты в безопасности, мой ученик. Назови мое имя.
– Мессия, – захныкал мужчина. Все его тело затряслось. Слюни брызгали на прорезиненный пол багажника, слезы градом катились по щекам. И вместе с тем, он улыбался. Уголки его рта дергались.
– Нет! – рявкнул Фер, наклоняясь к нему, – ты не достоин произносить это имя. Назови мое земное имя.
– Падре Доминго, – прошептал мужчина, все более съеживаясь в багажнике. Гнев воображаемого «учителя» оказался для него страшнее всяких пыток, – Простите меня, падре, простите, простите…
–У меня есть еще имена. Если ты мне скажешь еще одно имя, я прощу тебя, сын мой.
– Рикардо Ньевес.
– Что ж, ты прощен, сын мой, – иронично изрек Фер, – а почему ты не выполнил моего задания? – он опять добавил металла в голос.
– Я не справился, – захныкал мужчина и неожиданно умолк, – Учитель, это ты? – в голосе его заслышалась тревога, он тщетно пытался сфокусировать оплывшие глаза на Фере. Наверное, вопрос о проваленном задании заставил его вспомнить события последнего часа.
– Не надо об этом, – тихо шепнул я, – Спроси, что это за секта: может они сатанисты?
Фер криво ухмыльнулся, и я понял, что этот допрос его здорово забавляет. Про себя я такого не мог сказать – мне было очень не по себе. Фанатизм этих бандитов и хладнокровие Фера, который легко принял на себя роль инквизитора – в моей голове это слилось в единый сплав отвращения и тревоги.
Я вглядывался в широко распахнутые глаза Мануэля Торреса, пытаясь понять, что движет этим человеком: был ли он членом какого-то секретного общества или ордена, или он сбежал из психушки. В моей голове живо рисовались картины в духе Дэна Брауна: темные коридоры и закоулки, в которых перешептываются монахи-отступники, приемники древних знаний.
– Это я, сын мой, – произнес Фер, – я прощаю тебя, но мне нужны доказательства твоей преданности. Ответь мне на три вопроса. Первый: помнишь ли ты еще нашу цель?
– Мир должен гореть в огне.
– Молодец. Ты верно служишь нашему делу. Александр Лопе – тоже избранный?
– Да.
Фер сделал небольшую паузу, обдумывая последний вопрос:
– Теперь вкратце перескажи мою биографию, сын мой.
–Учитель, я недостоин осквернять своим языком твой святой жизненный путь.
– Рассказывай, сын, и да будет твое повествование кратким и правдивым!
– Ты был священником в Маледо, – начал мужчина, – и там обрел благодать. Теперь ты знаешь истину. Теперь мы знаем истину.
–Это все?
– Теперь ты учитель избранных, наш учитель, – захныкал Мануэль, – простите меня, падре.
Я чувствовал удивление и отвращение. Сколь же сильна была в этом человеке вера в своего «учителя», в его святость. Даже в таком плачевном состоянии, в галлюциногенном трансе, Мануэль поклонялся своему кумиру. Я задумался, какая же сила внушения должна была быть у главаря этих сектантов, раз они его столь яро боготворили. Боготворили на грани смерти, в упадке разума, с пеной у рта и слезами из глаз.
– Давай кончать с этим, Фер, – шепнул я, – он же вконец сумасшедший.
Кудрявый медленно кивнул.
– Мы уже узнали достаточно. Но, прежде чем сдать этих ребят полиции, надо их чуть-чуть обработать.
Фер залез в машину и вскоре вернулся с парой новых шприцов и бутылкой вина. Вначале мы занялись Мануэлем. Я держал ногу мужчины, а мой подельник воткнул иглу во внутреннюю сторону бедра, у самой мошонки. Мануэль что-то лепетал, прислушавшись, я услышал обрывки молитвы. Потом мы повторили эту операцию со вторым нашим пленником, до сих пор пребывавшем в отключке.
– Алкоголь, – пояснил кудрявый, – чтобы их виновность не вызвала вопросов. Заодно очухаются немного позже и с памятью будут кое-какие проблемы.
Фер открыл бутылку вина, смочил из горлышка салфетку и вымазал бандитам лица, имитируя последствия бурной попойки, Подумав, кудрявый капнул Мануэлю немного на сорочку.
– Это тебе благодать, мой ученик!
– Благодарю, учитель, – прошептал Мануэль и отключился: видимо, инъекция подействовала.
Через пятнадцать минут мы уже были в полицейском участке. Нам с Фером пришлось подробно описать нападение для полицейского протокола. Мы рассказали всю правду – за исключением лишь того факта, что у «случайного прохожего» как нельзя кстати оказался пистолет. Я подал события так, будто Фер, увидев, как двое пьяных мужчин избивают паренька, остановился и принял участие в драке. С такого ракурса я выглядел жертвой, а Фер – неравнодушным и добрым человеком. Наш рассказ был воспринят благосклонно и с пониманием, тем более, что мы сдали в участок в целости и сохранности все ценные вещи и документы преступников, а также их оружие: пару пистолетов и ножей.