Хрущевцы
Шрифт:
Были изобличены тезисы хрущевцев, направленные на смягчение империализма, было напрямик сказано им, что "наблюдающаяся тенденция приукрашивания империализма опасна", было защищено сталинское положение о том, что мир будет достигнут в том случае, если народы возьмут это дело в свои руки. "Утверждение о том, что при империализме можно построить мир без войн (тезис Хрущева), - подчеркнул товарищ Хюсни, - идет вразрез с учением Ленина".
Вопреки желаниям хрущевцев, в комиссии наша делегация настаивала на том, чтобы в проекте заявления было указано, что "ревизионизм составляет главную опасность в коммунистическом движении", и в особенности говорилось о югославском ревизионизме, как агентуре империализма. Наши товарищи решительно
Представители нашей партии оказались перед чуть ли не единым фронтом ревизионистов. Хрущевские марионетки, которыми руководили Суслов и другие, обрушились на них с выпадами, чтобы принудить их отречься от отстаиваемой ими правильной линии. Однако, - сказал Хюсни Капо, - "наша партия ни за что не согласится говорить так, как это хотелось бы тому или иному, или же под чьим-либо давлением". Он вдребезги разбил обвинения и провокации лакеев Хрущева и лишний раз осудил бухарестский заговор и попытки осуществить его в Москве.
Когда Суслов, этот беззастенчивый ревизионист, осмелился облить нашу партию ушатами грязи и стал сравнивать ее взгляды со взглядами контрреволюционера Керенского, товарищ Хюсни Капо бросил ему в лицо:
– Вы ошиблись адресом, товарищ Суслов, обращаясь ко мне в связи с Керенским. Я хотел был заявить, что Албанская партия Труда не Керенским основана. Керенский - ваш. Мы знали и знаем Ленина и ленинскую партию. Наша партия, основанная Энвером Ходжа согласно учению марксизма-ленинизма, верно боролась и будет бороться в защиту марксизма-ленинизма, - ив заключение добавил:
– Тем, кто поддерживал изменника-контрреволюционера Имре Надя, не следует обзывать Албанскую партию Труда буржуазной партией и албанских коммунистов-керенскими.
– Здесь какое-то недоразумение!
– попытался Суслов хоть сколько-нибудь смягчить сокрушительный эффект полученного им ответа.
– Нам все ясно, а вам, быть может, и нет.
– в тон ответил ему товарищ Хюсни.
На заседаниях, оказываясь перед твердыми доводами, советские вынуждались отступать, однако на другой день по уже одоленным вопросам возобновлялась борьба, так как Хрущев одергивал Суслова и компанию.
Выступил беспрекословно послушный Хрущеву сириец Багдаш, который обвинил нас в том, будто, критикуя советское руководство, наша партия стояла за "новый коммунизм". Хюсни Капо подготовился ответить и на это низменное обвинение Багдаша. Во второй речи, с которой Хюсни хотел выступить на заседании комиссии, в частности говорилось:
– Партия послала нас сюда, чтобы изложить ее взгляды. Ей и в голову не приходило и не приходит сформулировать какой-либо новый учебник марксизма-ленинизма и она не ратует за какое-либо другое коммунистическое движение, как утверждал товарищ Багдаш. Наша партия смело боролась и борется за коммунизм Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина и как раз поэтому она стоит у власти и успешно строит социализм. Вы, товарищ Багдаш, видимо, ошиблись адресом. Обратитесь, пожалуйста, с вашими замечаниями о "новом коммунизме" к тем, кто на него претендует, к ревизионистам, а не к нам.
Однако, невзирая на настояние товарища Хюсни, президиум заседания комиссии, которым манипулировали хрущевцы, не дал ему зачитать вторую речь, чей текст хранится в нашем партийном архиве.
Как обычно, кроме выпадов и обвинений. достаточно было и свидетельств лицемерной "дружбы" к нашим товарищам. Однажды Козлов пригласил товарища Хюсни на обед, но тот, поблагодарив, отклонил приглашение.
Благодаря борьбе представителей Албанской партии Труда, представителей Коммунистической партии Китая и кое-какой другой партии были устранены многие ревизионистские тезисы и были выработаны марксистско-ленинские формулировки по многим вопросам. Однако еще оставались
Мы отдавали себе отчет, что она будет трудной, жестокой, и мы окажемся и в меньшинстве. Но это нас не пугало. Мы тщательно подготовились к совещанию с тем, чтобы суждения и анализы нашей партии были зрелыми и обдуманными, смелыми и принципиальными. Речь, которую я должен был произнести на московском Совещании, мы обсудили на специальном заседании Пленума Центрального Комитета нашей партии, который единогласно одобрил ее, так как в ней содержался анализ, которому Албанская партия Труда подвергала вопросы нашего учения, как и антимарксистскую деятельность хрущевцев. В Москве нам предстояло изложить непоколебимую линию нашей партии, продемонстривовать ее идеологическую и политическую зрелость, редкую революционную смелость, которую наша партия выказывала в течение всей своей героической жизни.
В документах нашей партии подробно говорится о работе Совещания 81 партии, о выступлениях и беседах нашей делегации в те решающие и исторические моменты, которые переживал коммунистический мир и особенно наша страна и наша партия, так что нет надобности распространяться об этом.
Для участия в совещании 81 коммунистической и рабочей партии в Москву выехали я, Мехмет Шеху, Хюсни Капо и Рамиз Алия, как и некоторые другие товарищи на помощь делегации. Мы были убеждены, что ехали в страну, где власть уже взяли в руки враги и где нужно было проявлять большую осторожность, так как они будут обращаться с нами, как враги и регистрировать любое наше слово, любой наш шаг. Нам надо было хранить бдительность и быть осмотрительными. Мы были уверены и в том, что они будут стараться расшифровать наши радиограммы, чтобы разузнать наши цели, раскусить до мельчайших подробностей наши тактические приемы.
По дороге, в Будапеште, нас приняли некоторые главные "товарищи" из Венгерской партии трудящихся, которые проявили корректность к нам. Ни они, ни мы не сделали никаких намеков на предстоящие проблемы. Поездом отправились на Украину. Персонал холодно относился к нам и безмолвно нас обслуживал, а по коридорам проходили люди, которые, наверняка, были офицерами органов безопасности. С ними нам не хотелось заводить даже малейшего разговора, так как знали кем они были и кого представляли. На вокзале в Киеве вышло два-три члена Центрального Комитета Украины, которые встретили нас холодно. И мы ответили ледяным поведением, не приняв даже их кофе. Затем мы сели на поезд и отправились дальше, в Москву, где встретить нас вышли Козлов, Ефремов - член Центрального Комитета, и заместитель заведующего протокольным отделом Министерства иностранных дел. На Московском вокзале они выстроили и почетный караул, вывели духовой оркестр; были исполнены и гимны;
солдаты прошли строевым шагом, как это полагалось у них при встрече всех делегаций. Ни пионеров, ни цветов нигде не было видно. Холодная рука Козлова, сопровождаемая широкой наделанной улыбкой и его басовитым голосом, приветствовала нас с прибытием. Но лед льдом и остался.
Как только закончились гимны и прохождение солдат, мы услышали скандирование, аплодисменты и пламенные возгласы: "Да здравствует Партия Труда!". Это было несколько сотен албанских студентов, обучавшихся в Москве. Их не впускали на вокзал, но, наконец, впустили во избежание какого-либо скандала. Мы, не обращая внимания на неотвязчивых Козлова и Ефремова, приветствовали наших студентов, которые изо всех сил выкрикивали от радости и, вместе с ними, также стали скандировать о нашей партии. Это явилось хорошим уроком для советских, они увидели, каким единством у нас партия и народ спаяны со своим руководством. Студенты не отходили от нас, покуда мы не сели в ЗИЛы. В автомобиле Козлов, не зная, о чем другом говорить, сказал мне: