Хрущевка
Шрифт:
– Извините… – мне было неловко его перебивать, поэтому я слегка дёрнул его за рукав. Он посмотрел на меня и сбавил горячий пыл.
– Короче, можешь тут пару минут постоять? Ненадолго. Мне буквально в дом сходить, вон там, за углом! – он указал рукой на арку внутри панелек. – А ты тут постоишь, последишь.
Я был в шоке.
– Как постоишь?!
– Да что в этом сложного, дорогой? Просто стоишь, на людей смотришь, говоришь “сто сорок пять рублей за кило”, взвешиваешь, упаковываешь, улыбаешься, забираешь деньги и говоришь “до свидания”, всё! Даже моя внучка справится. А она у меня
– А если вы вернетесь, а прилавка и денег не будет?
Вазген положил руку мне на плечо и слегка подвинул к себе.
– Послушай… Как тебя по имени?
– Лёша.
– Так вот, Лёша: я не первый день по свету хожу, и в людях разбираюсь как в мясе. Глаз орла, походка гордой птицы. Вот по тебе сразу видно, порядочный мальчик.
Вазген слегка потрепал меня по голове, моментально схватил куртку со стула и скрылся в толпе, оставив меня наедине с прилавком, крикнув вслед– “Не подведи меня, Лёша!”.
– Мальчик, сюда посмотри!
Женщина в ярко-красной шапке из меха с жутким макияжем – розовые тени, подпудренные щеки и помада цвета граната – поманила меня пальцем с недовольным, нетерпеливым лицом. На руке у неё было дешевое обручальное кольцо. Кожаные, слегка облегающие лосины, длинные сапоги на высоком каблуке, белая шуба из хорошего по качеству меха. Забавно, что женщина хотела быть эпатажной, но на деле просто безвкусно одевалась, как и остальные.
– Мальчик, я к кому обращаюсь? Почём килограмм?
Я подошёл поближе, чтобы посмотреть на вырванном из тетради листке цены, но потом понял, что можно поступить хитрее. Аккуратно накрыв рукой картонку с ценой, я гордо произнёс:
– Двести рублей за говядину, сто семьдесят пять за свинину.
Женщина с клоунским макияжем покраснела, глаза стали огромными, щёки вздулись, а рот от удивления почти полностью открылся.
– Сколько?! Да это настоящий грабёж! – она потянулась к прилавку и, схватив в руки кусок в два кило, начала им размахивать. – Это мясо только собакам можно дать, и то из жалости! Откуда такие разорительные цены?!
– Если вы не хотите платить – положите пожалуйста товар.
Мне так нравилось её злить, не знаю почему, но меня это очень веселило.
– Я не стану платить такие деньги за обычный…
– Позвольте мне его взять.
Её удивлённый взгляд и искреннее непонимание ситуации разогревали во мне настоящий азарт. Вопрос “а смогу ли я зайти ещё дальше?” добавлял любопытства. Меня всего распирало. Немного погодя она неуверенно, с осторожностью вложила мне говядину в руку. Я стал рассматривать кусок мяса под углом, вертеть из стороны в сторону, проверять на упругость и даже слегка попробовал. Женщина смотрела на меня, будто ждала реакции. Я сыграл как актёр театра Чехова: моё лицо изобразило настоящее восхищение. Кусок мяса стал идиллией, а через прищур я смотрел на её ответную реакцию. Заметил слева от меня пачку бумаги с бечёвкой и быстро упаковал кусок, даже не взвешивая.
– Вы что делаете? Я не сказала, что буду покупать!
– Скажите, а вы часто готовите?
Было видно, что эти слова её задели. С таким ярким макияжем и длинными ногтями ни одна домохозяйка не ходит, и она это знала. Может, я и ошибался, но по этой даме точно нельзя было сказать, что она отлично готовит борщ своему мужу.
– Ну… а что?
Я свистнул ртом и развёл руками.
– Послушайте, барышня, я стою за прилавком с лета 2005-го, как только школу закончил. Мой дядя Вазген всему меня научил, он говорил мне: Лёша, дорогой, самое лучшее мясо – красное, тяжелое и то, где меньше всего жил. Вы держали его в руках, так?
Она молча кивнула, смотря на то, как я перевязывал свёрток из белой бумаги, где на дне виднелось пятно крови.
– И он был красным?
Женщина снова кивнула.
– И, уж тем более, здесь нет никаких жил. Это – лучшее, что вы можете найти на рынке. Я вам так скажу: дядя Вазген уже припрятал этот кусок для других, особых, я бы даже сказал, постоянных клиентов, – на этом моменте я еле сдержал смех, но продолжил. – Вам я продам его за полцены. Вижу, вы – женщина порядочная, хотите порадовать своего мужа.
Она немного смутилась и покраснела, отведя взгляд вниз. От лести на её лице появилась широкая, но в то же время скромная улыбка.
– Вы так думаете? – кокетливо спросила она.
– Я так знаю, – ловко парировал я.
– Знаете, юноша, у вас природный дар убеждения. Вам бы в политику.
– Не-е-е. Там люди не такие открытые.
Из кармана шубы она достала маленький белый кошелёк на золотистой застёжке, украшенный вышитой розой.
По приходу Вазген был очень сильно удивлён, наблюдая за тем, как женщина протягивала мне двести рублей. Она улыбнулась, взяла свёрток в руки, мило помахала рукой и направилась в сторону метро. Вазген выхватил деньги и стал рассматривать.
– Ой, слушай, как тебе удалось? Я это мясо продать уже дня два не могу!
– Дядя Вазген, накинь процент за работу.
Он посмотрел на меня удивлённо и даже с небольшим укором, но всё же передал мне пятьдесят рублей.
– Держи. Честно заработал. Слушай, если тебе вдруг понадобится работа или ещё чего-то – смело можешь обращаться к дяде Вазгену Тиграновичу. Пригодишься.
Он написал на листке номер телефона, положил мне в нагрудный карман и, хлопнув по нему, снова потрепал по голове. Я вышел из ларька и отошёл к домам возле рынка. Вода медленно капала с таявших сосулек, на брусчатке была рассыпана крупная соль, по которой ходили прохожие, вдоль домов висели вывески кондитерской, супермаркета, окулиста и почты. Все они были дешёвыми и потрёпанными, у окулиста так вообще одна буква с таблички висела вверх ногами. Облегчение и чувство пространства охватило и понесло меня прочь от толпы. В руке – пятьдесят рублей одной купюрой и личный телефон Вазгена Тиграновича. Неплохое начало карьеры.
Перед тем, как зайти в супермаркет, я снова оглядел рынок. Он выглядел куда более бедно, и этому есть причина: самый большой поток людей приходился на ранее утро, вплоть до обеда. Сейчас куда более скудно. Прохожие уже никуда не спешили и передвигались прогулочным шагом, спокойно разглядывая прилавки с товарами. Продавцы торговались более охотно, ведь с кем ещё соревноваться? Вазген убрал продукты в ящики и поставил их под стол, затем протёр всё полотенцем и кинул его на спинку стула, отряхнув руки.