Хрустальный грот. Полые холмы
Шрифт:
Я вопросительно поднял бровь, и Ульфин кивнул, затем с невысказанным вопросом качнул головой в сторону закрытой двери.
— Да, — ответил я. — Но позже. После того, как заставишь его выпить отвар. Пусть она пока спит. У тебя такой вид, что тебе и самому не мешало бы поспать.
— Если он будет спать сегодня, то, может, и я вздремну. — Он едва заметно улыбнулся. — Приготовь отвар покрепче, а, господин? И чтобы он был приятным на вкус.
— Ну, он его выпьет, не бойся.
— Я думал не о нем, — осмелев, произнес Ульфин. — Я имел в виду себя.
— Тебя? А, понимаю, ты хочешь сказать, что тебе, возможно, придется отведать его первым?
Он кивнул.
— Ты должен пробовать все? Его пищу? Даже любовные снадобья?
— Любовные снадобья? Для него? — Он уставился на меня с открытым ртом. Затем рассмеялся. — Ах, ты шутишь!
— Мне хотелось посмотреть, можешь ли ты смеяться. — Я улыбнулся. — Вот мы и пришли. А теперь подожди, это займет не более минуты.
Кадал ждал меня у очага в отведенном мне покое. Это было уютное помещение в изгибе башенной стены, а Кадал разжег яркий огонь под большим котлом с водой, от которого валил пар. Он достал шерстяную ночную рубаху и выложил ее поверх разобранной постели.
На сундуке у окна лежала стопа одежд из переливающейся золотом материи и алых мехов.
— Что это? — спросил я, садясь и позволяя ему стянуть с меня сандалии.
— Король прислал тебе мантию для завтрашней церемонии, мой господин. — В присутствии мальчика, наливавшего воду для ванны, Кадал обращался ко мне с подчеркнутым благоговеньем. Я заметил, как дрожит, расплескивая на пол воду, рука мальчишки. Выполнив свою работу, он, повинуясь кивку Кадала, опрометью вылетел вон.
— Что с этим мальчишкой?
— Не каждый вечер готовишь ванну для чародея.
— Во имя бога, Кадал! Что ты ему наговорил?
— Только что ты превратишь его в летучую мышь, если он плохо тебе услужит.
— Дурак. Нет, погоди, Кадал. Принеси мне мой сундук. За дверью ожидает Ульфин. Я пообещал приготовить отвар.
Кадал послушно принес мой сундучок с лекарственным травами.
— В чем дело? Рука его еще донимает?
— Это не для него. Для короля.
— Ага. — И дальше уже молчал, но когда отвар был готов и Ульфин ушел, а я раздевался, чтобы помыться, он спросил: — Дела так плохи, как говорят?
— Еще хуже. — Я коротко передал ему свой разговор с королем.
Он слушал меня, хмуря брови.
— Что же теперь делать?
— Найти способ повидаться с леди. Нет, не ночную рубаху, увы, еще рано. Найди мне чистую тунику — что-нибудь темное.
— Но ведь не можешь же ты отправиться к ней прямо сейчас? Уже далеко за полночь.
— Мне не нужно никуда идти. Тот, кто мне нужен, сам придет ко мне.
— Но с ней будет Горлойс…
— Хватит, Кадал. Мне надо подумать. Оставь меня. Доброй ночи.
Когда дверь за ним закрылась, я подошел к креслу возле очага. Я солгал, говоря, что мне необходимо время, чтобы подумать. Все, что мне было нужно, — это тишина и огонь. Медленно-медленно я опустошил свой разум, чувствуя, как мысли изливаются из меня, подобно песку из стеклянного сосуда, оставляя по себе пустоту и легкость. Я ждал, мои руки лежали на серой материи, ладони — открытые и пустые. Было очень тихо. Откуда-то из темноты в углу комнаты донеслось сухое потрескивание старого дерева. Затрепетал огонь. Я глядел на него, но отвлеченно, как смотрит в него обычный человек, который ищет уюта в жарком пламени, когда за стенами его дома холодная ночь. Мне не было нужды во сне. Я был как легкий опавший листок на поверхности потока, стремившегося этой ночью влиться в море.
За дверью внезапно послышался шум, какие-то голоса. Быстрый стук по филенке — и в комнату вошел Кадал, притворив за собой дверь. Он смотрел настороженно, словно его посетило дурное предчувствие.
— Горлойс? — спросил я.
Он сглотнул, а потом утвердительно кивнул.
— Что ж, впусти его.
— Он спрашивал, виделся ли ты с королем. Я сказал, что ты приехал всего пару часов назад и просто не успел ни с кем повидаться. Я поступил верно?
— Бог руководил тобой, — улыбнулся я. — Пусть он войдет.
Горлойс стремительно вошел, и я поднялся, чтобы поприветствовать его. Мне подумалось тогда, что он переменился не меньше Утера; его крупная фигура согнулась, и впервые за все то время, что я знал его, я сразу заметил, что он стар.
Он оставил приветствие без вниманья.
— Ты еще не в постели? Мне сообщили о твоем приезде.
— Едва не опоздал на коронацию, но все-таки увижу ее. Может, присядешь, милорд?
— Благодарю, нет. Я пришел просить тебя о помощи для моей супруги, Мерлин. — Из-под седых бровей стрельнули быстрые глаза. — Да уж, никто не в силах догадаться, что у тебя на уме, но ты ведь слышал, не так ли?
— Ходят слухи, — осторожно начал я. — Но вокруг Утера всегда ходят слухи. Я не слышал, чтобы кто-нибудь отважился возвести хоть слово напраслины на твою госпожу.
— Пусть только попробуют, клянусь господом! Впрочем, я не из-за этого пришел к тебе посреди ночи. Здесь ты мне не в силах помочь… хотя, не исключаю, что ты единственный, кто способен вразумить короля. До конца церемонии к нему не подобраться, но если бы тебе удалось уговорить его отпустить нас назад в Корнуолл, не дожидаясь окончанья празднеств… Ты сделаешь это для меня?
— Если смогу.
— Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Учитывая нынешнее положенье дел в городе, трудно сказать, кто тебе друг, кто враг. Утеру нелегко противоречить. Но ты мог бы… и, что важнее, ты осмелишься. Ты — сын своего отца, и ради моего старинного друга…
— Я же сказал, что сделаю это.
— В чем дело? Ты болен?
— Ничего. Просто устал. Дорога была тяжелой… Я повидаюсь с королем рано утром, перед тем, как он выедет на коронацию.
Он коротко кивнул, благодаря меня.