Хрустальный поцелуй

свежая_мята

Я устала бояться, но понятия не имела, как же мне перестать.

Когда мы наконец добрались до его дома, он вышел из машины, открыл дверь с моей стороны и подал мне руку, помогая выбраться наружу. Он делал так всегда — вел себя как истинный джентльмен, и это располагало к себе, притягивало, заставляло относиться к нему по крайней мере с симпатией. Я не могла ничего с собой поделать: щеки краснели вне зависимости от моей воли.

Я вышла, держа его за руку, и он громко хлопнул дверцей.

— Я тебя не съем, —

неожиданно произнес он. Я вздрогнула. — У тебя на лице весь твой страх написан. Мне даже, право, неловко, будто я тебя похитил.

Я покраснела еще сильнее. Каждая его фраза смущала меня все больше, хотя я думала, что хуже уже некуда.

— Нет, просто… — попыталась оправдаться я. Он взглянул на меня с интересом. — Просто я не знаю, как себя вести. С тобой. Я никогда не оставалась у тебя так долго. И, знаешь, все эти слухи…

Он перебил мою сбивчивую речь:

— А ты из тех, кто верит слухам?

— Я из тех, кто любит определенность.

— Это хорошая черта, — согласился он. — Тогда могу сказать, что я определенно не буду делать того, что тебе не понравится. Я не собираюсь тебя насиловать, если ты об этом.

От того, как явно и безбоязненно он произнес это слово, озвучил мой самый главный страх, я почувствовала, как румянец стыда переполз на шею. Рядом с Хансом я чувствовала себя маленькой девочкой — хотя мне было уже пятнадцать и я была достаточно взрослой.

— Давай не будем о грустном, — между тем продолжил он, ведя меня в квартиру. — Я не успел ничего приготовить к нашему приезду. Все-таки я не знал, согласишься ли ты разбавить мой холостяцкий праздничный вечер своей приятной компанией. Поможешь мне с ужином?

— Сегодня ведь еще не праздник, — вымолвила я, стараясь отогнать то внезапное тепло, которое разлилось внутри после его слов о том, что у меня был выбор. В это хотелось верить, это казалось таким откровением, таким невероятным уровнем доверия, что я с трудом верила самой себе — не показалось ли мне? Не стало ли это предметом моего воображения?

— Это значит, что есть не нужно? — рассмеялся он, и я не смогла сдержаться, рассмеявшись вместе с ним.

Мы зашли в квартиру, все еще улыбаясь. Он помог мне раздеться, придержав куртку за плечи, а после проводил в комнату. На кровати там обнаружилось что-то, завернутое в подарочную серебристую бумагу. Я вопросительно посмотрела на Ханса.

— Считай это подарком на Рождество, — сказал он, верно расценив мой взгляд.

— Не надо, — отказалась я.

— Я не хочу, чтобы ты, приезжай ко мне, ходила в моем халате. Не потому, что я против этого, — поспешил добавить он, — а потому, что я хочу, чтобы у тебя здесь было что-то свое.

Мне казалось, что тот день я не перестану краснеть.

— Что я тебе за это должна? — севшим от смущения голосом спросила я.

— Простого спасибо будет достаточно, — хохотнул он. — Пойми, мне от тебя ничего

не нужно. Я просто хочу, чтобы ты не боялась быть здесь. Я знаю, что это место никогда не заменит тебе дом, но если тебе будет нравиться здесь находиться, это уже будет хорошо.

Он говорил, а я не узнавала его. Он что, тоже боится? Ему что, важно мое мнение? Он что, думает, что я могу отказать ему? У меня в голове не укладывалось, что такое вообще возможно. Ханс ведь был старше, умнее, опытнее. В конце концов, в его руках было больше власти и влияния — даже на меня.

— Спасибо, — тихо сказала я. — Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь. Правда. Надо было раньше сказать об этом.

Ханс только махнул рукой.

— Примеришь? Я пока вскипячу чайник.

Я кивнула, и он вышел из комнаты.

Под бумагой обнаружилось темно-синее домашнее платье. Я не была экспертом, но даже так, по его виду я могла сказать, что оно дорогое. У него был короткий рукав и неглубокий вырез, отделанный серебристым кружевом, длиной оно доходило мне до колен. Возле шкафа в комнате висело зеркало, и я подошла к нему, чтобы посмотреть на себя.

Ханс угадал с размером — платье село так, будто шилось специально для меня, и я даже на секунду задумалась о том, насколько далеко мое предположение от правды. Но спрашивать у него не стала. В этом платье я казалась себе очень красивой, и, поддавшись внезапному порыву, я распустила волосы, сдернув резинку. Они рассыпались по плечам густой кудрявой волной, и у меня перехватило дыхание. Оказывается, я могла быть такой — не испачканной в пыли и грязи, не уставшей и вымотанной после тренировок, не побитой, синяках, после боевых уроков. Я могла быть другой — утонченной и грациозной, пусть даже только по виду.

Сразу вспомнились все мои похороненные мечты о семейном очаге и детях. На одно короткое мгновение все это перестало казаться мне сказкой, а повернулось другой — реальной — стороной. Я снова захотела этого. Снова могла мечтать о такой жизни, полной любви и ласки. Я снова чувствовала себя девушкой, а не солдатом.

От моих размышлений меня отвлек Ханс. Он неслышно подошел ко мне сзади и отвел волосы в сторону, уложив их на одно плечо. Я боялась посмотреть ему в глаза — что он скажет? Вдруг ему не понравится то, как платье сидит на мне?

— Ты очень красивая в нем, — отчего-то хрипло произнес он. Я почувствовала мурашки, скользящие по спине. — Тебе нравится.

— Очень, — несмело ответила я. — Оно очень красивое. Спасибо тебе большое, только мне совсем нечего тебе подарить в ответ…

Он усмехнулся, и я замолкла.

— Просто улыбайся почаще. У тебя очень красивая улыбка.

Я улыбнулась — не потому, что он просил, а потому, что она сама появилась на губах. Он кивнул, довольный результатом.

— Давай в душ, а потом будет готовить ужин.