Худой мужчина. Окружной прокурор действует
Шрифт:
Рыжий был озадачен. Он задумчиво сказал:
— Да, сэр. Вот его ключ. — Он положил ключ на стол Гилда и направился к дверям. Там он повернул голову и сказал: — Утверждает, что он сын Клайда Винанта. — Он весело рассмеялся.
Гилд, все еще не вполне владея голосом, произнес:
— Ах, утверждает, да?
— Ага. Где-то я его раньше видел. Мыслится мне, что он из шайки Коротышки Долана. Вроде бы видел я его около…
— Убирайся! — прохрипел Гилд, и Флинт вышел. Гилд издал глубокий нутряной стон. — Достал меня этот придурок. Шайка Коротышки Долана! — Он безнадежно покачал головой и обратился к Гилберту: — Ну, что скажешь, сынок?
Гилберт сказал:
— Я знаю, что мне не следовало этого делать.
— Хорошее начало, — радушно заметил Гилд. Лицо его вновь приобретало нормальное выражение, — Все мы ошибаемся. Придвигай-ка стульчик, и подумаем, как тебя вызволить. К глазу что-нибудь приложить?
— Нет, спасибо, все нормально. — Гилберт пододвинул стул на два-три дюйма поближе к Гилду и сел.
— Этот болван тебя стукнул от нечего делать?
— Нет, нет, я сам виноват. Я… я и вправду сопротивлялся.
— Ну что ж, — сказал Гилд. — Никому не хочется быть арестованным, мне кажется. Так в чем же дело было?
Гилберт взглянул на меня своим неповрежденным глазом.
— Теперь твоя судьба в руках лейтенанта Гилда, — сказал ему я. — Поможешь ему — себе поможешь.
Гилд подтвердил это энергичным кивком:
— И это факт. — Он поудобней устроился в кресле и дружеским тоном спросил: — Откуда у тебя ключ?
— Отец прислал в письме. — Он вынул из кармана белый конверт и подал его Гилду.
Я обошел Гилда сзади и через его плечо посмотрел на конверт. Адрес был написан на машинке:
«Мистеру Гилберту Винанту, „Кортленд"».
Почтовой марки на конверте не было.
— Когда ты его получил? — спросил я.
— Оно лежало на стойке, когда я вернулся домой вчера вечером, около десяти. Я не спросил администратора, сколько времени оно там пролежало, но по-моему, когда мы с вами вышли, его там еще не было. Иначе мне бы его передали.
В конверте было два листа бумаги, покрытые машинописным текстом, уже знакомым мне своей неумелостью. Гилд и я прочли вместе:
«Дорогой Гилберт!
Если за все эти годы я не давал о себе знать, то только потому лишь, что такова была воля твоей матери, и если сейчас я нарушаю свое молчание, обращаясь к тебе с просьбой о помощи, то потому лишь, что настоятельная необходимость принуждает меня пойти против воли твоей матери. К тому же ты теперь мужчина и тебе самому решать, продолжать ли нам быть чужими друг другу или же поступить так, как повелевают нам узы крови. Я полагаю, ты знаешь, что сейчас я оказался в затруднительном положении в связи с так называемым убийством Джулии Вулф, и я верю, что у тебя ко мне осталось достаточно дружеских чувств, чтобы по меньшей мере надеяться, что я никоим образом к нему не причастен. Это воистину так. Ныне я обращаюсь к тебе за помощью в доказательстве моей невиновности раз и навсегда перед полицией и перед всем миром и питаю всяческую надежду, что даже если бы я не мог притязать на твое доброе расположение, я тем не менее могу рассчитывать на твое естественное желание сделать всевозможное для того, чтобы не бросить тень на фамилию, которую носят и твоя сестра, и ты сам, и твой отец тоже. Обращаюсь к тебе также и потому, что, хотя у меня и есть знающий и верящий в мою невиновность адвокат, который предпринимает все усилия, чтобы доказать ее, и надеется заручиться содействием мистера Чарльза, я не могу просить никого из них предпринять то, что является в конечном счете противоправным действием, и я не знаю никого, кроме тебя, кому я осмелился бы довериться. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: завтра пойди на квартиру Джулии Вулф на 54-й Восточной улице, дом 411, куда ты попадешь с помощью вложенного в письмо ключа, и между страницами книги «О помпезности» ты найдешь некий документ, или заявление, который ты должен прочесть и немедленно уничтожить. Ты должен удостовериться, что уничтожил его полностью, не оставив даже пепла, а когда ты прочтешь его, то поймешь, почему это необходимо сделать и почему я доверил эту задачу именно тебе. В случае, если произойдет нечто, вследствие чего будет желательно изменить наши планы, я позвоню тебе сегодня поздно вечером.
Если же звонка не будет, то я позвоню завтра вечером, чтобы узнать, исполнил ли ты мое поручение, и договориться о встрече. Я полностью уверен, что ты сознаешь всю ту огромную ответственность, которую я возлагаю на твои плечи, и что мое доверие оказано достойному.
Любящий тебя отец».
Под словом «отец» была размашистая подпись Винанта. Гилд ждал, что я скажу. Я ждал, что скажет он. Потомившись так некоторое время, он спросил Гилберта:
— И он позвонил?
— Нет, сэр.
— Откуда ты знаешь? — спросил я. — Разве не ты просил телефонистку ни с кем не соединять?
— Я… да, я просил. Я боялся, что, если он позвонит, пока вы там, вы узнаете, кто звонил. Только мне кажется, что, если бы он звонил, он бы попросил передать, а он этого не сделал.
— Выходит, ты с ним не встречался?
— Нет.
— И он не говорил тебе, кто убил Джулию Вулф?
— Нет.
— Значит, ты соврал Дороти?
Он опустил голову и кивнул, глядя в пол.
— Я… это… наверное, это из ревности. — Он поднял на меня порозовевшее лицо: — Видите ли, Дорри всегда смотрела на меня снизу вверх и считала, что я почти обо всем знаю больше всех на свете, и, понимаете, она шла ко мне, если ей про что-то надо было узнать, и всегда делала так, как я говорил. А потом она повстречалась с вами, и все изменилось. Она стала больше почитать вас, а не меня… то есть это все естественно, было бы глупо, если бы было не так, потому что, конечно, никакого сравнения быть не может… ну, и я взревновал и возмутился… не совсем, конечно, возмутился, потому что я вас тоже очень уважаю. Но мне захотелось что-то сделать и произвести на нее впечатление, вы, наверное, сказали бы — попижонить. И когда я получил это письмо, я представил все так, как будто встречался с отцом и он сказал мне, кто убийца, чтобы она подумала, что я знаю что-то, чего вы не знаете. — Он остановился, запыхавшись, и вытер лицо платком.
Я еще раз переиграл Гилда в молчанку, и он сказал:
— Ну, я думаю, большой беды тут нет, сынок, если ты, конечно, сам ее не накликаешь, умалчивая о другом кое-чем, что нам было бы не худо знать.
Юноша покачал головой:
— Нет, сэр, я ничего не утаиваю.
— Ты что-нибудь знаешь о той цепочке с ножичком, которую нам передала твоя мать?
— Нет, сэр, я вообще о ней узнал только после того, как она ее отдала вам.
— Как она себя чувствует? — спросил я.
— О, по-моему, нормально, хотя она говорит, что сегодня собирается пролежать весь день в постели.
Гилд прищурился:
— А что с ней такое?
— Истерия, — сказал я. — Они с дочкой вчера повздорили, и она вышла из себя.
— О чем повздорили?
— Бог знает — очередные женские разборки.
Гилд сказал:
— Г-м-м, — и почесал подбородок.
— Флинт не ошибся, сказав, что у тебя не было возможности поискать документ? — спросил я.
— Нет. Я не успел даже дверь прикрыть, как он на меня набросился.
— У меня работают великие детективы, — проворчал Гилд. — Интересно, он не заорал «ку-ку!», когда выскочил на тебя? Ну да ладно. В общем, сынок, я могу сделать одно из двух, а что именно — зависит от тебя. Я могу задержать тебя на некоторое время, а могу и отпустить, но только в обмен на обещание, что ты дашь мне знать, как только отец свяжется с тобой, и что он тебе скажет, и где захочет встретиться с тобой, если, конечно, захочет.