Худой мужчина. Окружной прокурор действует
Шрифт:
— Это представлялось мне вполне возможным.
— Да. И конечно, ты был отчасти прав. Я все же видел его, причем видел в таком месте и в такое время, что у полиции не оставалось бы и тени сомнения в его виновности. И вот, солгав неосознанно и косвенно, я продолжал лгать прямо и намеренно. В тот день Германн был на совещании и не мог знать, сколько времени я прождал его. Луиза Джейкобс — мой близкий друг. Не вдаваясь в детали, я сказал ей, что она может помочь мне и помочь моему клиенту, подтвердив, что я прибыл туда в одну-две минуты четвертого, и она весьма охотно согласилась.
Чтобы у нее не было неприятностей, я сказал ей, что в случае, если что-нибудь пойдет не так, она всегда может заявить, что точно не заметила, когда я приехал, но что на следующий день я невзначай заметил при ней, что прибыл именно в это время, и у нее не было никаких оснований для сомнений. Иначе говоря, все свалить на меня. — Маколей сделал глубокий вдох. — Теперь все это не имеет значения. Важно то, что сегодня утром я получил известие от Винанта.
— Еще одно дурацкое письмо? — спросил я.
— Нет, он звонил. Я с ним договорился о встрече сегодня вечером — со мной и с тобой. Я сказал ему, что ты ничего не станешь делать для него, пока с ним не увидишься, и он пообещал встретиться с нами сегодня. Разумеется, я намерен привести полицию — у меня больше нет никаких оснований его все время выгораживать. Я могу добиться для него оправдания на почве невменяемости и отправить его в сумасшедший дом. Это все, что я могу сделать, и большего делать не хочу.
— Полицию ты уже известил?
— Нет. Он позвонил как раз после того, как они ушли. В любом случае я хотел сначала встретиться с тобой. И сказать, что я не забыл, чем я тебе обязан и…
— Пустяки, — сказал я.
— Нет. — Он обратился к Норе: — Вряд ли он когда-нибудь рассказывал вам, что спас мне жизнь в воронке от снаряда под…
— Он ненормальный, — сказал я ей. — Просто он выстрелил в одного типа и промазал, а я выстрелил и не промазал — вот и все дела. — Я снова обратился к нему: — А может, полиция немного подождет? Допустим, мы с тобой встретимся с ним и послушаем, что он может сказать. Если мы убедимся, что он и есть убийца, мы можем скрутить его и начать свистеть — в завершение нашего свидания.
Маколей устало улыбнулся в ответ:
— Сомневаешься до сих пор, верно? Что же, я готов поступить и так, если тебе угодно, хотя, по-моему, это… Но может быть, ты изменишь свое мнение, когда я расскажу, о чем мы говорили с Винантом?
Зевая, вошла Дороти в Нориной ночной рубашке и ее же халате. И то и другое было ей явно велико. Увидев Маколея, она сказала:
— Ой! — а потом, узнав его: — Ой, здравствуйте, мистер Маколей. Не знала, что вы здесь. Об отце есть что-нибудь?
Он посмотрел на меня. Я покачал головой. Он сказал:
— Пока нет, но может быть, сегодня будет.
Я сказал:
— А у Дороти есть — из вторых рук, правда. Расскажи Маколею о Гилберте.
— То есть… то есть об отце? — смущенно спросила она, глядя в пол.
— О ком же еще? — сказал я.
Она вспыхнула и с упреком посмотрела на меня, а затем выпалила Маколею:
— Гил виделся вчера с отцом, и он ему сказал, кто убил Джулию Вулф.
— Что?
Она энергично кивнула четыре или пять раз подряд.
Маколей озадаченно посмотрел на меня.
— Это не обязательно было так, — пояснил я. — Это со слов Гилберта.
— Понимаю. Значит, ты считаешь, он мог?…
— Ты ведь не так много общался с этой семейкой, с тех пор, как вся эта история закрутилась?
— Нет.
— Сильное впечатление. Они все, по-моему, помешаны на сексе — он им в головы ударил. Они все начитались…
Дороти гневно сказала:
— Вы ужасный человек, по-моему. Я так стараюсь…
— С чего тебя так разобрало? — требовательно спросил я. — В этот раз я даю тебе послабление: я готов поверить, что Гил действительно рассказал тебе все это. Не жди от меня слишком многого сразу.
Маколей спросил:
— И кто же ее убил?
— Не знаю. Гил так и не сказал мне.
— А ваш брат часто с ним виделся?
— Не знаю. Говорит, что виделся.
— А что-нибудь говорилось о… ну, об этом… Нунхайме?
— Нет. Ник меня уже спрашивал. Он больше ничего не говорил.
Я просигналил Норе глазами. Она поднялась и сказала:
— Пойдем в другую комнату, Дороти. Пусть мужчины займутся своими делами.
Дороти вышла вслед за Норой, неохотно, но всё же вышла.
Маколей сказал:
— Она подросла — есть на что посмотреть. — Он кашлянул: — Надеюсь, твоя жена не…
— Забудь. Нора все понимает. Ты начал говорить о разговоре с Винантом.
— Он позвонил сразу после того, как ушла полиция, и сказал, что видел объявление в «Таймс» и хочет знать, чего мне надо. Я сказал, что ты не очень рвешься впутываться в его проблемы и даже близко к ним не подойдешь, пока с ним сначала все не обговоришь, ты же так сказал. Мы с ним договорились о встрече сегодня вечером. Потом он спросил о Мими, и я сказал, что виделся с ней раз или два после ее возвращения из Европы и с дочерью тоже. А потом он сказал: «Если моя жена попросит денег, дайте ей любую сумму в пределах разумного».
— Ни черта себе! — сказал я.
Маколей кивнул:
— И я подумал то же самое. Я спросил его, зачем это, а он ответил, что читал утренние газеты и убедился, что она была не сообщницей Роузуотера, а жертвой его обмана, и у него будто бы есть основания считать, что к нему, Винанту, она настроена благожелательно. Я начал понимать, что у него на уме, и сказал ему, что она уже передала и нож и цепочку в полицию. И угадай, что он на это ответил?
— Сдаюсь.
— Он немного помолчал — заметь, немного, — а затем спокойненько так спросил: «А, вы о той цепочке с ножичком, которую я оставил Джулии, чтобы снесла в ремонт?»